Сахарная пудра была горька, как её счастливая жизнь (СИ)

Но, кто бы мог ещё утром подумать, что сегодня она впервые не будет ворочаться во сне; что не проснётся от нестерпимой жары, что на утро не выпьет новую горсть таблеток, чтобы ещё на одни сутки удлинить время жалкого существования на этой планете. И проснулась она, правда, не так, как раньше.

За окнами, занавешенными тонкой тюлью, пылился кроваво-алый рассвет. Такого она за всю свою жизни не видела никогда, ей богу, ни разу за все 34 года. Туман не стягивал горизонт, да и стёкол между палатой и огромным, ещё сонным городом будто нет и никогда не было.

Это утро не было похоже ни на одно, ни на одно предыдущее. Загадка, но комната была совсем другой: это были не кафельные стены реанимации, не тихий скрежет кушеток за стеной, не отвратный запах еды и даже не чувство ненависти к миру. Будто сейчас глаза смотрели на нежно-кремовые стены с недопониманием, а руки неприятно жгло, как и грудину, но эта боль… Она была совсем не той, не такой, как вчера, позавчера и три месяца назад, она была где-то выше, будто не внутри.

И душа, душа, кажется, тоже заняла своё почетное место внутри девичьего скелета, но в один момент и покинула его.

Вот тут рядом, на расстоянии вытянутой руки в обтянутой оранжевой клетчатой тканью кресле, мирно наблюдал за каждым взмахом ресниц, пока она заново знакомилась с этим миром, за каждым пиком кардиограммы, которая неотрывно уже как 8 часов фиксировало сокращения нового сердца, и даже за сухим дыханием. Сегодня она даже дышала по-другому. Нет, не потому , что ее губы охватывали трубку интубации, совсем не по этому. В нем будто была какая-то легкость, детскость и непринужденность, которая присуща лишь малышам, вот-вот появившимся на свет.

С красными от вторых суток без сна зрачками, вымотанный переживаниями за эту совсем ещё ничего не понимающую девчушку, с забитыми до тряски ладонями от зажимов и скальпелей и лишь в меньшей степени добитый выходками своей жены Брагин непоколебимо наблюдал за ней.

В тот миг, когда его, горящий, такой серьезный, и ее, наивный и непринужденно счастливый , взгляды встретились где-то между Венерой и Марсом, на их лицах проступила слабая улыбка: на мужском слабая от обычной усталости, а на девчачьем - от той, той самой легкости, которая сегодня уже за те секунду сумела свести с ума весь мир.

Таким ласковым движением ладонь Олега легла на ее щеку, позволяя большому пальцу медленно протянуться по переносице, от чего улыбка растянулась лишь немного шире. Улыбка счастья.

-Ты можешь теперь, лет эдак через 70, не меньше, подарить своё тело кафедре анатомии, как первый человек, сердце которому успешно пересадил нейрохирург в компании травматолога и медсестры, без согласия самого пациента,-тихая усмешка передернула его скулы, а взгляд девушки смущенно опустился вниз, только сейчас понимая, что болит не сердце, а тугой шов, сохранивший ее жизнь. На щеках в тот же миг проступили слезы, затем ещё и ещё, а Брагин не долго наблюдал за этим, прямо так, голыми руками стирая соленую жидкость с такого близкого лица.

-И знаешь,это был тебе аванс. Теперь ты должна за него прожить самую счастливую жизнь, ощутить все то, чего так хотела , и стать той, кем мечтала. Настрадалась ты уже на сотню веков вперёд, так что и твоим правнукам, и их правнукам, и правнукам их правнуков хватит,-с этого сладкого тембра началась ее новая жизнь, с этого залитого карамелью заката, с присыпанных сахарной пудрой стен. С его ладоней, оказаться в которых уже было для неё превеликим счастьем, и такой молчаливой благодарности, таких тихих истерик реальности неисполнимого и кипящих ресниц, стоило все это чертово время.

Она не отрывалась от его глаза, что были вот вот готовы сомкнуться, но то ли от наркоза, а может от чего ещё, за широкой спиной в зеленой хирургичке замелькали два прозрачных образа держащихся за ручки малышей. Взмах ресниц, и пара ладоней уже лежит на мужских плечах, а их лица улыбаются. В голове слышится звонкий, заливистый и такой родной смех, от чего слезы начинают катиться лишь быстрее, а горячие пальцы с неимоверной силой любви пытаются слиться с его ладонью в одно, единое и неделимое ничем целое.

========== Часть 14 ==========

-Соня!

-Мамуль, не переживай, я у тебя девочка большая. Ужин на плите, уроки сделала,- высокий девичий голос на том конце отзывался невероятным теплом в ее сердце, заставляя начать материнскую душу переживать прямо сейчас и уже в разы сильнее.

-Соня, черт подери!-уже длинным гудкам произнесла Марина, а карта из ее рук со злостью полетела на журнальный столик.

Изгиб брови Брагина, сидящего в раскидистом кресле прямо напротив девушки, поддержала легкая ухмылочка, а затем глоток кофе замочил его рот вместе с глоткой, от чего приятный запах исходил от него на пару сантиметров вокруг.

-Мать, ребёнку 16 лет, а ты ее, как в первом классе, строишь.