Сахарная пудра была горька, как её счастливая жизнь (СИ)

-Олежка-руканежоп к вашим услугам, госпожа.

-Несмешно,-бурчание делало её только милее, возвращало в то далекое детство с ароматными пирогами по утрам, запахом топленого молока и горячего хлеба с чесноком,-сказку мне расскажи.Только не про теремок.С теремком ты здесь салфеток не напасёшься на мой потоп.

-Максу рассказывала его?-что это не моё дело - я прекрасно знал, но черт же дернул меня спросить, а она в тот же миг ответила неглубоким кивком.

-Расскажи про колобка, а лучше… Лучше про золушку, с детства её люблю.

-с детства… у тебя самой в попе детство так и играет,-немного хихикнул я, но в это время лишь ближе к ней подвинул стул, опираясь локтем прямо на белоснежную тумбочку, а взгляд упал в её глаза, освеженные полосой ночного сияния, которая выделяла её тонкий носик.

-Ну, слушай про Золушку, Золушка…

========== Часть 5 ==========

Время полетело… Медленно. Почему вот только полетело? Потому что даже я не успел заметить, как из реанимации ту днём угрюмую девушку , которая к ночи становилась принцессой из сказок Андерсена, перевели в обычную палату. Однако ее дела совсем не стали лучше. Благодаря месяцу реабилитаций мышцы руки вернулись в прежний тонус, даже немного прибавив в массе, чего совершенно было нельзя сказать о всем, чтобы было ниже её талии.

После повторных результатов МРТ вопрос о операции пропал сам собой: чуть левее - соседний нерв и полный паралич на всю жизнь, чуть правее : мгновенная смерть. Только меня не мог успокоить тот факт, что это окончательное заключение было сделано Шейманом. Как в специалисте, я ни чуть в нем не сомневался, но за то время, пока Нарочинская находилась в отдалении в качестве пациентки, я не мог должным образом замещать пустовавшую должность: все-таки Марине я был не чужим человеком, что и подтвердил следующий месяц не нахождения в общей палате, а вот для Юрия Михайловича это стало прекрасным моментом занять высокую должность, так сказать, полакомиться сладким куском. Возвращение Марины на свою должность совсем бы ему не нравилось, а кто возьмёт полупарализованного человека на такую работу? После больничного ей светило максимум место рядового хирурга для операций наименьшей сложности, если не должность обычного врача на приёме.

К слову говоря, за этот месяц Марина многому научилась. Хоть и без всяких эмоций она смотрела на инвалидную коляску, уже через неделю усиленных тренировок с гантельками смогла самостоятельно на неё забираться. Правда, не всегда удачно, зато самостоятельно. Этим она сама себя начинала готовить к оставшейся жизни. Конечно, пару раз она заикнулась о том, что через некоторое время что-то можно будет исправить, но сама наврятли в это верила. С каждым днём я все чаще заставал ту лежащей пластом на постели: её глаза обычно смотрели в белый потолок, на тумбе все суше становился букет хризантем, что несколько дней назад ей принёс какой-то парень, а вся еда, которую ей приносили родители, так и продолжала стоять нетронутой в ящике тумбочки.

Я и сам пытался убедить себя, что идея об операции, которая могла бы вернуть её ногам чувствительность, но, в первую очередь, ей веру в себя, самый настоящий бред. Шансов на благоприятный исход было слишком мало, а потому перспектива даже в таком состоянии жить была куда лучше всех остальных. Такая мысль отправилась в тёмный ящик вместе с историей её болезни ровно в тот день, когда на руках оказалась выписка, а я отправился на вечерний обход с облегчённой стопкой тетрадей. К Марине я всегда заходил в последнюю очередь: я наперёд знал, что обычным опросом это все не закончится, от того, если не было никаких срочных дел и операций, оставался с ней вместе.

На дежурствах я все чаще засыпал в её компании на соседней кровати, но перед этим всегда рассказывал ей сказку, причём каждый вечер-новую. В такое время в её глазах я наконец замечал тусклый огонёк. Её глаза, как маленькие зеркала, отражали все то, что находилось перед ней : светящийся торшер на тумбе, меня на стоящей рядом кровати, темное окно с закрытыми на нем жалюзи и тот самый букет хризантем.

В этот вечер мне было к ней заходить особенно приятно. Всегда нравилось говорить людям о том, что сегодня они будут ночевать у себя дома, в уютной атмосфере, тёплой постели, а сообщать это уже родному человеку - в разы приятней.

В комнате также тускло горел свет. Пахло чем-то пряным и сладким, будто свежей выпечкой или кофе, а на подоконнике сегодня стоял свежий, красивый и притягивающий взгляды букет. Букет алых роз. И бутонов в нем было слишком много, чтобы тот был обделён вниманием. Я с улыбкой прошёл внутрь, надеясь там увидеть хоть немного осчастливленную девушку, но вместо неё на постели сидела все та же, угрюмая и задумчивая Марина. Прямо напротив неё стояла коляска, а ноги все ещё были плетями свешены с кровати. На тумбе, ароматный и манящий, находился источник этого пряного аромата : ещё горячий, завернутый в пергамент кусочек шарлотки с корицей.