Сахбо

Что она теперь делает? Как живет? Неужели она любит толстого, волосатого Умара Атабаева и счастлива с ним? Я впервые задумался о своих сверстниках, о Сахбо, который ушел из родного селения. Ведь там остались его мать, братья. Наверное, он скучал без них, может быть, тревожился… А я забавлял его сказками о дочерях хана, рассказывал о своих товарищах. Неспроста объяснил он мне свою близость с Мухабботом одним словом — «узбек», а я не понял да еще обиделся. Лежать мне стало невмоготу. Я встал с дивана. Бездеятельность угнетала и раздражала меня. Отца все не было. Если бы не данное ему слово, я бросился бы сам на поиски Сахбо. Мне хотелось отыскать маленького человечка и, встряхнув его хорошенько, выпытать все, что он знает о моем друге.

Я чувствовал себя для этого достаточно сильным и взрослым. За эти часы одинокого раздумья я точно повзрослел.

Марьюшка, приоткрыв дверь, тихонько поманила меня. Я вышел к ней в кухню. Так же таинственно она показала на окно, выходящее во двор.

Во дворе было совсем темно. Но я ясно различил силуэты людей. Несколько человек в халатах двигались по направлению к проему, соединяющему два двора. Они не шли, а именно двигались, неся что-то тяжелое на руках. Я выскочил на крыльцо. Люди переговаривались шепотом по-узбекски. Я пошел за ними, перелез в соседний двор.

Теперь я различил, что впереди мужчин шел Юнус, остальные несли тяжелого, грузного человека. С головы его спала тюбетейка, и я узнал голову старшего Ходжаева. Мне показалось, что я вижу кровь на его лице.

Юнус открыл дверь халупы, и старика внесли. Я остался около дверей, понимая, что сейчас не время спрашивать об исчезновении Сахбо, но как-то связывая эти два события.

Я так задумался, что не заметил, как ко мне кто-то подошел. Это был маленький Мухаббот. Теперь мне было непонятно, как я мог посчитать его мальчиком. Лицо Мухаббота стало лицом старика. Сеть морщин покрывала его лоб и щеки, шершавые губы уныло опустились вниз.

Он протянул свою маленькую руку и так и стоял передо мною с протянутой рукой. Я не взял его руки. Я спросил его напрямик:

— Где Сахбо?

Он не стал отпираться, не стал говорить, что ничего не знает. Мухаббот сказал мне по-узбекски:

— Сахбо ушел к своему народу. Нехорошо быть с врагами, когда решается судьба твоего народа.

— Мы не враги Сахбо, — сказал я. — Он сам пришел к нам. К моему отцу, к русскому доктору, прислала Сахбо его мать. Мы не враги узбеков.

Мухаббот пожевал губами:

— Да, доктор хороший человек. Ни ты, ни доктор не знаете, как он, твой отец, может послужить узбекскому народу. И он послужит ему, а Сахбо не ищите.

— Куда ты увел его? — спросил я сурово и по-русски. Мухаббот ответил мне неожиданно тоже по-русски и совершенно правильно:

— Я не уводил его. Он ушел добровольно. Он исправил свою ошибку.

Ничего больше не прибавив, Мухаббот скрылся в халупе Ходжаевых. Я не пошел за ним. Мне нечего было делать там, около больного старика.

Меня мучили злоба и бессилие. Отец был уже дома. Я передал ему свои разговоры с Мухабботом и о том, что, по-моему, старого Ходжаева принесли домой раненым. Я не успел закончить, как в дверь постучали. Это был Юнус. Он просил доктора прийти к ним.

— Отец мало-мало болен, — сказал он. — Уж ты, пожалуйста, пойди.

Отец никогда и никому не отказывал в помощи и сейчас же вышел с Юнусом.

«Вот и пришлось доктору лечить шайтана», — хотелось мне сказать младшему Ходжаеву, но я воздержался: дело ведь касалось его отца.

С этого часа события стали развиваться с неудержимой быстротой. Мой отец вернулся довольно быстро, долго мыл руки, потом стал укладывать свои инструменты в дорожный саквояж. Покончив с этим, он попросил Марьюшку сварить ему черного кофе. Пока закипала вода, отец рассказал мне все, что ему удалось утром узнать о Сахбо.

Оказывается, Сахбо уже давно искал его дядя Ибрагим. Он обратился в милицию с просьбой вернуть ему племянника. Милиция ответила, что Сахбо, по наведенным справкам, четырнадцати лет, что его в Коканде насильно никто не держит и что Сахбо может сам выбирать себе место жительства, тем более, что Ибрагим ему не отец, а только дядя, а мать Сахбо самостоятельно владеет домом, двором и не ищет сына. Ибрагим извинился и спросил, будут ли иметь что-нибудь против него, если он уговорит племянника добровольно вернуться домой. В милиции ответили: «Нет, ничего не будем иметь…»

— Как видно, — говорил отец, уже допивая кофе, — человек, которого ты принимал за мальчика, как-то связан с Ибрагимом. Он повлиял на Сахбо, и Сахбо добровольно покинул нас…

На мой вопрос, что со старым Ходжаевым, отец ответил:

— У Ходжаева разбита голова. Ему нанесли удар чем-то тупым. Он потерял сознание. В его возрасте такое ранение опасно. Но теперь за жизнь соседа можно не беспокоиться. Ему нужен только полный покой. — Отец тут же распорядился: — Марьюшка, приготовьте, пожалуйста, больному к утру чашку сладкого кофе, а в обед — бульону. Его надо поддержать. Боюсь, Юнус сам не сумеет.

Отец поднялся и пошел к двери.

— Когда ты вернешься? — спросил я, догоняя его уже у порога.