Читаем Сакральное полностью

Начиная с этого дня, который казался таким спокойным, безмятежным, крик моего существа хлынул на бумагу: «Вместо колыбели — гроб, вместо пеленок — саван. Что я знаю о любви — похотливый священник, да циничные шутки…не знаю, куда иду, ну и ладно, зато я знаю, где я сейчас: против всех, так же далеко от сестры, как и от брата, но нас четверо, и есть четыре стороны света, я на востоке, почему же? а потому, что солнце только встает, и потом я так отчетливо вижу на севере свою сестру холодную–прехолодную, мой «легкомысленный» брат на юге, а другая уже заканчивает, так никогда и не начав… Какой идиотизм, но раз уж я заурядна, нужно быть заурядной на полную катушку. «Смогу ли я когда‑нибудь оставить отметину своей воли на реальной жизни? […]

В оригинале машинописной копии страничка, соответствующая этому отрывку, отсутствует, вместо нее мы находим половинку рукописной страницы, представляющую, очевидно, окончательный вариант, который мы и воспроизвели.


Стр.81


В глубине души я была разочарована… и до: Мне было семнадцать лет.

Этого отрывка нет во втором экземпляре машинописной копии. В оригинале отсутствующая страничка под номером 30 заменена рукописной страницей, начинающейся со слова «перо» и заканчивающейся фразой «Мне было семнадцать лет». Далее следует страница 31, начинающаяся со слов: «В остальном существование населяли ничтожества».


Стр.82


В остальном существование населяли ничтожества..

На двух рукописных страничках (в черновиках этого отрывка о «выживших») можно было бы, как нам кажется, обнаружить следы того значения, которым Лаура наделяла музыку в ту пору, когда она писала эти строки (которые во втором экземпляре машинописной копии следуют сразу же за абзацем: «Я уходила с головой в музыку..», отсутствующем в оригинале). И действительно, на одной из этих двух страничек в верхнем левом углу стоит пометка «Ре», на другой «Ut», написанные жирным шрифтом и подчеркнутые.


Стр.84


Действительно, почему бы не назвать войну самой лучшей порой этих жизней…

После этого чуть измененного отрывка на соответствующей страничке рукописной копии идет фраза, написанная карандашом:

«Лишь немногие знают, что, сойдя с этой дороги, они найдут соль жизни».




Лаура

САКРАЛЬНОЕ

САКРАЛЬНОЕ

...Я обитала не в жизни, а в смерти.

Сколько себя помню,

передо мной все время вставали мертвецы:

«Напрасно ты отворачиваешься, прячешься, отрекаешься…

ты в кругу своей семьи,

и сегодня вечером будешь с нами».

Мертвецы вели ласковые, любезные

или сардонические речи,

а порой, в подражании Христу,

этому извечно униженному и оскорбленному,

нездоровому палачу…

они открывали мне свои объятья.

Я шла с запада на восток,

из одной страны в другую,

из города в город — и все время между могил.

Земля уходила из под ног — поросшая травой или вымощенная —

я висела между небом и землей, потолком и полом.

Мои больные глаза вывернулись к миру волокнистыми зеницами, руки, повиснув культями, влачили безумное наследство. Я гарцевала на облаках, напоминая косматую помешанную или нищенку. Ощущая себя чуть ли не монстром, я перестала узнавать людей, которых я, однако, так любила.

И вот я оказалась

в небе Диорамы,

где продрогнув до самых костей,

мало–помалу окаменевая,

я стала превосходной частью декорации.

В чем для меня выражается понятие сакрального?

Сакральное — тот бесконечно редкий миг, когда «извечная часть», которую несет в себе всякое существо, вступает в жизнь, захватывается всеобщим движением, вовлекается в него, реализуется.

Для меня это нечто такое, что брошено на чашу весов со смертью, скреплено печатью смерти.

Постоянная угроза смерти — пьянящий абсолют, жизнь захватывает его, приподнимает над собой, выбрасывает наружу мою глубинную суть, это как извержение вулкана, падение метеора.

Самые решительные «шаги» в своей жизни я делала в состоянии транса, только это и позволяло мне действовать наперекор любой преграде (трезвость ума, физическая слабость и т. д., и т. п.).

За это я, не раздумывая, отдала бы жизнь.

Всякий, кто (больше) не способен испытать это чувство, проживает лишенную смысл, лишенную сакрального жизнь.

На мой взгляд, определения, которым вы приписываете сакральный смысл — «чарующий», «необычайный», «опасный», «запретный» — сами по себе наделены грандиозным смыслом и соблазном. И этого соблазна вполне достаточно, чтобы придать им того самого колдовства, что нас завораживает, уносит за рамки повседневности, того самого перемещения, ощущения, будто что‑то происходит.

Но для меня сакральное не в этом.

Когда вы называете «сакральным» то, что заставляет вас защитить друга от наветов или, скорее, дерзновенно и неистово вступиться за предмет вашей любви, я с вами не согласна. Этот миг, когда слово равносильно испытываемому чувству, я называю несколько проще: единственно стоящие моменты «жизни с другими».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дегустатор
Дегустатор

«Это — книга о вине, а потом уже всё остальное: роман про любовь, детектив и прочее» — говорит о своем новом романе востоковед, путешественник и писатель Дмитрий Косырев, создавший за несколько лет литературную легенду под именем «Мастер Чэнь».«Дегустатор» — первый роман «самого иностранного российского автора», действие которого происходит в наши дни, и это первая книга Мастера Чэня, события которой разворачиваются в Европе и России. В одном только Косырев остается верен себе: доскональное изучение всего, о чем он пишет.В старинном замке Германии отравлен винный дегустатор. Его коллега — винный аналитик Сергей Рокотов — оказывается вовлеченным в расследование этого немыслимого убийства. Что это: старинное проклятье или попытка срывов важных политических переговоров? Найти разгадку для Рокотова, в биографии которого и так немало тайн, — не только дело чести, но и вопрос личного характера…

Мастер Чэнь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза