Сакральное

(Спешу добавить: никакого стоящего момента в «моей жизни с другими» никогда больше не случается, но это добавление здесь ни к чему, оно завело бы меня слишком далеко).

Некогда я не признавала ничего, кроме этих «стоящих моментов». И я замыкалась в полном безмолвии, когда не имела возможности выразить то, что было для меня единственно важным или, по крайней мере, что заключало в себе чреватый важными последствиями, насыщенный выразительностью смысл. Я терпеть не могла заурядности — ни в себе, ни в других (разговоров «ни о чем»).

Не очень‑то человечное отношение к людям!

Оно проявляется в следующем:

Приходить в восторг от встречи с друзьями… А потом… глубокая депрессия, ведь становится ясно, что ничего не было сказано, никто ни с кем ничем не обменялся, каждый остался при своем — в силу вещей или прискорбного малодушия.

К Сакральному относится коррида, потому что есть угроза смерти и настоящая смерть, но прочувствованная, испытанная другими, вместе с другими.

Вообразите корриду для вас одного.

(долго объяснять)

Все, что относится к смыслу бытия для меня сакрально, сам смысл бытия, смысл жизни, смерти.

Что лишает существование всякой возможности почувствовать Сакральное: поддержание форм, поддержание внешних обстоятельств, которые не соответствуют или уже не соответствуют истине бытия.

Иные всегда предпочтут, чтобы почва уходила из‑под ног — на свой страх и риск: смерть или безумие — но чтобы жизнь продолжалась.

Обратное.

Получается:

жалкая комедия,

старческий инфантилизм,

сюсюканье,

лепет, ребячество, упадок, бессилие, а в худшем случае:

Цинизм, вульгарность, скептицизм, полная извращенность морального существа.

Порча: болото губит воду чистейших источников.

А тем, кто превращает жизнь в болото, всегда мало будет нашей жестокости, нашей непримиримости: бежать от них, как от чумы.

«Всякое поэтическое переживание сакрально»?

Соглашусь с вами по причине (к примеру и чтобы не распространяться) самоубийства Нерваля. Да, но разрушение Рембо?

Сакральный миг — бесконечно редкое состояние благодати.

Бывают «пред–сакральные» состояния, которым для испол–ненности не хватает самой малости

Пред–сакральное в моем детстве,

например лет в восемь–девять.

Я лежу в саду, на лужайке. В одном месте лужайка заметно возвышается, образуя конус. Я ложусь так, чтобы затылок оказался на самом верху, голова «запрокинута» и мне лучше «видно небо».

В первый раз рядом со мной сестра — та, которой я доверяю, задаю самые главные вопросы: «…а за этим небом есть еще другое?»

Она смеется, отвечая, что их много, других небес. Я тоже смеюсь и говорю, что «конечно же, много, раз есть седьмое небо». Она становится серьезной, объясняет мне, что мы окружены небом, что земля вертится, а небо бесконечно.

Потом уходит.

Я остаюсь и долго–долго лежу, оставаясь в неподвижности и мечтая о бесконечном, пытаясь физически представить себе эту бесконечность. Меня охватывает страшная тревога, но я лежу не шевелясь и вскоре я начинаю «чувствовать» как вертится земля. Голова моя, оставаясь запрокинутой, «действительно вертелась, причем сильно».

Каждый вечер, когда все стихало, я приходила на эту лужайку, чтобы обрести ощущение вертящейся земли и почувствовать, как я в нем растворяюсь, захваченная головокруженьем.

Того же порядка:

В туалетной комнате моей матери два больших зеркала, друг против друга.

Я вставала так, чтобы только голова моя оказывалась между двух зеркал, и видела бесчисленные головы.

Пробовала сосчитать.

Не получалось.

Меня это раздражало, я продолжала считать, доводя себя до чудовищной усталости и крайней тревоги.

А еще мне нравилось ставить между зеркал какие‑нибудь предметы и двигать ими.

Это была поистине волшебная игра.

Просто я думаю, что в точности так же, как и в саду, в этом первом соприкосновении с идеей бесконечного (это с бесконечностью играет ребенок, затевая какую‑нибудь игру, за которой ему ни за что на свете не хотелось бы, чтобы его застали) есть что‑то сакральное, в том смысле, что игра сопровождается тревогой, происходит лишь в определенные часы, когда знаешь, что «никого нет», и становится чем‑то вроде живой медитации. В самые пронзительные мгновения моей жизни это состояние всплывает в виде воспоминания. Постоянство этого ощущения наводит на мысль о столкновении извечной части человеческого существа со вселенной, но ему не хватает:

1) понятия смерти, которое однако же присутствует в виде физического ощущения;

2) того, что его нельзя разделить «с другими».

Одно воспоминание, которое, как мне кажется, содержит в себе итог моего понимания Сакрального.