Сакральное

Четверг, 5 [июля] 1934

Я попытаюсь объясниться, но мне следовало бы начать с вечера вторника (когда я вас покинула), а этого я не могу — Я вновь увидела вас, не в силах вам позвонить, я взяла телефон, не в силах говорить — Вы меня больше не покидали. И только мысль о возможном и несчастном случае по дороге освободила меня от невыносимой тоски, которой были вы. Идея смерти, когда ей следуешь до конца… до полного разложения, всегда давала мне освобождение, в тот день как никогда ранее — Я рассматривала во всех деталях различные формы «несчастного случая», и все мне казались желанными и восхитительными. Мне становилось покойно и даже весело, но во мне поднималась какая‑то дурная радость против вас — я теперь уже не понимаю, почему -

До сегодняшнего дня я была в силах сжечь за собой все мосты, так, чтобы никто из знавших меня людей не мог меня больше знать -

А теперь я понимала: что бы я ни сделала, вы всегда будете здесь — всегда сможете меня отыскать — вы были как то око, преследовавшее уже не помню кого в одном «стихотворении» (!)

Поэтому я думала, что, утопая, звала на помощь не только паралитика, но кого‑то, кто при необходимости будет бить меня по голове, чтобы я не могла вынырнуть и пошла ко дну — Я думала обо всем этом, а потом почувствовала необходимость написать вам эту фразу о «теме для разговоров», которая является для меня наихудшим «ругательством» в ваш адрес — Мне нужно было выдумать причины не доверять вам. Не верить вам — сомневаться в вашей любви — может даже «поиздеваться» (до чего это глупо) письмо из Люра я послала, будучи в этом умонастроении, а потом меня снова охватило безумное беспокойство… этого свойства: я задыхалась от необходимости, чтобы вы существовали — Ощущение, что без вас я пропадаю или, скорее, что я предпочту все, что угодно, мысли о том, что я вас теряю… и может даже отдаляюсь от вас. Мне нужно было, чтобы вы знали это прямо сейчас, я хотела послать вам телеграмму — но что сказать! — «Граница» была мне невыносима, тогда я позвонила, а потом я совершенно успокоилась, потому что шла навстречу вашему письму — Это все, что я могу сказать -

Меня ужасно раздражала живописная и даже самая обыкновенная природа, я мечтала о картинах пожарища, затем ваши слова примирили меня с тем, что есть красивого и хорошего в жизни.

Я закругляюсь, так ничего вам и не сказав, но это ничего.

Главное, ничего обо мне не выдумывайте — я очень несчастна и безоружна — а главное не страдайте — Мне бы очень хотелось, чтобы этих чрезмерных шатаний (ненавижу это слово, но не могу найти никакого другого) не было ни у вас, ни у меня — нам прекрасно известно, чего они стоят и в чем тут дело -

Мне хотелось бы, чтобы осталось только это полное доверие друг к другу.

Колетт

Какая разница, что вы уезжаете в Испанию, а я в Австрии.

Что от меня идет к вам, никоим образом не сможет обрести какую‑то форму, ни получить какое‑то название, ни стать чем‑то обычным -

Нужно только давать знать о себе

Мой адрес прежний: — Австрия, Эц, до востребования,

Мне стыдно за вид своих писем, но трудности, с которыми я сталкиваюсь, чтобы у меня одновременно было все: спокойствие, бумага, ручка, карандаш, можно буквально назвать дьявольскими — Один сон: чтобы вас посмешить. Я была с тремя девушками, блондинками, одна из них была особенно красива, они помогали мне «убежать» (?) мы замышляли я уже не знаю, что, но они исчезли, а я оказалась сидящей рядом с негром — но не из тех, что навевают мысль о добрых дикарях и злых европейцах, с негром в красной куртке, испорченным цивилизацией, типа швейцара на Монмартре — Я была очень сердита, что дала убежать блондинке, с вьющимися волосами, «надменной» — моя робость, чтобы избежать насмешек — и я ничего не понимала с негром — но потом, напротив, мне с ним было очень хорошо -

Не знаю, почему я говорю, что это, чтобы «посмешить», сон этот был очень мучительный —

До свидания

Колетт

Вы спросили меня, не было ли то сомнение, что влекло меня в другую сторону

Нет — я замечаю, что когда я сомневаюсь, я еще существую, но как только я прихожу в отчаяние, все что было мне ненавистно, становится желанным, заманчивым… Я, наверное, даже способна очень сильно постараться, чтобы восстановить что‑то, что я накануне в исступлении разрушу, и наоборот — и я думаю, что это приемлемо для любой реализации и в любой последовательности идей. Это‑то меня и ужасает — я только вам могу все это сказать — может, позднее вы сможете примирить меня с самой собой, причем так, чтобы не надо было меня чего‑то лишать — (я хотела сказать кастрировать, но потом мне стало стыдно — а я не хочу, чтобы мне перед вами было стыдно!)

Я совершенно не знаю, куда я иду, ни куда меня все это приведет, я здесь живу в состоянии какой‑то передышки. Надеюсь вскоре получить от вас весточку, а в ожидании мне очень помогает то, что вы мне написали.

Эц, Австралия, вторник 10 июля 1934