Сакральное

Думаю, это как раз то, что я вам написала вчера вечером, до того как получила ваше письмо, в котором вы говорили об источниках в горах — может, это потому, что я ждала этого письма и получила его, но оно принесло мне чувство радости, освобождения. Я чувствовала, что вы расслабились и действительно стали мне ближе. Однако меня ужасно пугает это «словно нет уже двоих, но одно целое», и вы знаете, в каком смысле меня это пугает. Самым приемлемым было бы обмениваться, а не отожествляться, но я боюсь какого‑нибудь неловкого недоразумения со свой стороны, и мне уже хочется порвать это письмо. А еще я думаю, что в каждом человеке есть что‑то такое, что в моих глазах позволяет ему срывать самые прекрасные цветы -

Вторник. Я только что прочла ваше длинное письмо, дописанное и отправленное с вокзала в воскресенье. Все так стремительно. Я могу говорить только о сиюминутном = Позавчера, то есть в воскресенье, задремав после обеда на балконе, я проснулась в полной уверенности, что слышу внизу ваш голос, и спросила, не приехали ли сюда французы. Восемь дней назад я чуть было не сказала вам, что сожалею о том, что «что‑то произошло», так как в противном случае — Я говорю это, потому что это правда, но это так нелепо. Реальность моей теперешней жизни (о которой я не хочу говорить) заключается[28]. Впрочем, я покидаю (поправде «мы покидаем») Австрию, и переезжаем в Италию. Все мне кажется полным абсурдом. Я вам не отвечаю, потому что не могу -

Когда я ждала вас в один из прошлых дней в Национальной библиотеке, я стояла, облокотившись на витрину, я видела зал сквозь стекло тройной толщины… я думала, что увижу, как вы подходите, и что между нами определенно уже нет ничего, кроме этой стеклянной стены. То, что вы говорите, так же верно относится и ко мне: я хотела с вами встретиться, и когда это происходило случайно, я была просто счастлива. Мне всегда было противно то, что говорят о вас другие, мне казалось, что я вас разгадала по одному вашему поведению, которое мне было понятно в мельчайших нюансах.

Когда я не даю себя увлечь чем‑то внешне приятным, погружаюсь вглубь себя со своими мыслями, сомнениями, потребностью все поставить под вопрос, все пересмотреть, когда я дохожу до самой сокровенной глубины, в этот миг вы и оказываетесь рядом со мной.

Вы знаете, прочитав ваше письмо, я с первого раза не поняла в нем самого главного. Но как так получается, что вы настолько хорошо меня знаете, что сами же проясняете то, что изначально заставляет меня хмурить брови или то, что меня беспокоит (но я употребляю это слово, не вкладывая в него ничего серьезного[29]), например, что касается религиозной стороны. Вы идете мне навстречу двумя способами: иной раз я сомневаюсь в своих возражениях, скорее даже в идеях, которые возникают у меня в голове при первом чтении (как правило, это чистые предчувствия, как мне кажется, но они предстают в очень четких, очень резких очертаниях), другой раз я сомневаюсь, что могу постичь и усвоить вашу мысль во всей ее полноте, и я уже от этою страдаю — Если в этот момент я нахожу в ваших строках то, о чем сама не осмеливалась думать, это мне указывает, что я близка к пониманию, к настоящему пониманию, и одновременно рассеивает то, что вы называете «тревогами» (слово, впрочем, очень верное). Я перечитала ваше письмо, а главное, я думаю, что вместе с вами, осенью все это станет совершенно ясным.

Я склонна принимать трагически то обстоятельство, что как раз в тот момент, когда нам так необходимо увидеться — я не только уехала, но теперь вы совсем далеко, и я вынуждена отправиться в путешествие, причем едва зная, где я буду останавливаться, и во время которого мне скорее всего будет лучше не писать вам и не получать от вас писем. Я напишу вам до востребования в Фонт–Ромё. Месяц пролетит быстро, с 15 августа я, вероятно, буду во Франции, в Обе, но это не точно — затем в конце августа я буду проездом в Париже — Мне приятно думать, что вы будете с Лоране. Если вам не трудно, сообщите, как у нее дела. Смотрите, чтобы ее не слишком заносило в Фонт–Ромё. У меня там был неудачный опыт подобного рода. Горы там очень крутые и совершенно дикие — если можете поселиться где‑нибудь за переделами Фонт–Ромё, думаю, вам будет очень хорошо. Я так вам этого желаю.

21 июля 1934

Открытка из Штайнах–ам–Бреннер

Я буду завтра в Больцано, а послезавтра в Риве — Туда вы можете послать мне весточку — Я только послезавтра буду что‑то знать о своих планах (Венеция и т. д.). Рядом со мной здоровье отвратительное. — Я пишу эту открытку просто чтобы что‑то написать, твердо зная что это сразу же попадет на почту. Обязательно съездите в Игль, поднимитесь на Вершину и проведите день в горах. Напишу завтра.

Колетт

Больцано

Суббота 17 часов — (21–7-34)

Мне, наверное, было лучше не звонить —