Саладин, благородный герой ислама

С начала марта Саладин вновь выступает в поход. С конницей, составлявшей его личную охрану, и пехотой со 2 по 12 марта 1188 года он осадил замок Бельвуар, принадлежащий ордену госпитальеров. Этот замок на триста метров возвышался над долиной Иордана при выходе из Тивериады, и арабы поэтично называли его «замок Звезды Ветров». Последние холода, проливные дожди и снег не испугали Саладина. Но он не смог сломить сопротивление осажденных, у которых было вдоволь оружия и продовольствия. После нескольких бесплодных попыток взять крепость штурмом он отказался от своего намерения и повернул в Дамаск, куда и прибыл 5 мая 1188 года. Теперь Саладин принялся обдумывать свой план: он хотел отбросить восточных христиан к морю. Он разослал своих курьеров до границ пустынь Месопотамии, чтобы призвать мужчин, способных сражаться, к новому джихаду, к новой священной войне. Имад ад-Дин и Мозаффер вскоре прибыли в Алеппо с армией, набранной в Мосуле. И 30 мая 1188 года начался новый военный поход. Саладин появился пред знаменитой крепостью госпитальеров Хосн ал-Акрад, Крак де Шевалье, возвышавшейся над широкой равниной, протянувшейся до моря и прекрасно расположенной на склонах Ливана на полпути между Хомсом и Триполи, которую восточные историки того времени сравнивали с «костью, вставшей поперек горла мусульман». Не сумев овладеть этой крепостью, являвшей собой один из самых прекрасных примеров военной архитектуры крестоносцев, Саладин приказал разграбить богатые зерном, маслом и вином земли графа Боэмунда, набеги на которые приносили большую добычу. В начале июля 1188 года он появился перед Тортосой. Жители этого города, такого живописного, с его величественными монументами, построенными христианами, и его красивейшей церковью XII века, пришли в ужас, узнав о прибытии мусульманских войск. Саладин тут же осадил город. Он сам двинулся на штурм, проник в город через брешь и преследовал гарнизон, укрывшийся в двух башнях, которые были частью военных укреплений Тортосы. «Палатки только поставили, а Тортоса была уже взята», — пишет своему товарищу по оружию Баха ад-Дин. Все дома были разграблены, и в мусульманский лагерь была доставлена огромная добыча. Султан сказал: «Этой ночью, если Богу будет угодно, мы будем ужинать в Тортосе». И его повара принесли ему ужин со стола его врагов. Городские стены были срыты. Знаменитый Тортосский собор, место паломничества пилигримов, которые приходили издалека, чтобы преклонить колени на его плитах, был разрушен до основания. После разграбления маленький город был сожжен. В одно мгновение почти все дома стали жертвой огня. Только башни выстояли. Саладин без труда овладел одной из них. Вторая, лучше построенная, окруженная широким рвом, наполненным водой, снабженная метательными машинами, бросавшими в осаждающих огромные камни, защищаемая правителем, его главными приближенными, лучшими солдатами и рыцарями двух орденов, несколько дней отражала атаки мусульман. Потеряв всякую надежду овладеть ею, Саладин продолжил движение вдоль берега, захватив по пути Баниас, а 16 июля — Джебелу. Только Латакия, под стенами которой он расположился лагерем неделю спустя, закрыла перед ним свои ворота. Саладин приказал своим воинам идти на приступ. Проникнуть в город им удалось только после нескольких часов жаркой битвы. Численное превосходство мусульман обеспечило им победу. Как и Тортоса, Латакия была разграблена. Только гарнизон замка еще некоторое время продолжал сопротивляться, но и он предпочел сдаться, когда защитники увидели, с какой яростью мусульмане идут на штурм. Саладин позволил защитникам уйти вместе со своими семьями и имуществом. Они оставили в крепости только запас зерна и вооружение. К концу дня победоносное знамя ислама развевалось над стенами крепости. Латакия так никогда и не оправилась от нанесенного ей курдом ущерба. «Прежде я видел Латакию, — рассказывает Абу Шама в «Книге Двух Садов». — Этот город был богат красивыми постройками. Повсюду виднелись дома из строительного камня, мраморные портики с прочными аркадами. Каждый дом имел свой сад. Также в Латакии были обширные рынки. Но эмиры разрушили город и перевезли его прекрасный мрамор в свои дворцы, расположенные в глубине Сирии». «Когда-то я видел этот город, — пишет Имад адДин после завоевания Саладина. — Это был большой город, богатый добротно построенными зданиями с прекрасными пропорциями; в нем не было ни одного дома, который не имел бы сада, и ни одного места, которое не было бы застроено, повсюду виднелись постройки из строительного камня, мраморные портики с прочными аркадами, обширные рынки. Наша армия превратила в руины этот процветающий город и погубила все его великолепие, наши эмиры овладели прекрасным мрамором и приказали перевезти его в свои дома в Сирии». Уничтожив Латакию и все, что повстречалось ему на пути к ней, Саладин повернул на север, намереваясь осадить Антиохию. Он завладел крепостью Сайум, окруженную глубокими природными оврагами. Это чудо военной архитектуры принадлежало рыцарям госпитальерам и считалось неприступным. Ров глубиной в шестьдесят локтей, прорубленный в скале, делал ее недоступной для неприятеля. Тройной ряд крепостных стен защищал замок. Тем не менее крепость была захвачена в течение часа. Баха ад-Дин рассказывает, что боевой пыл мусульманских солдат был так велик, что они находя в домах пищу, которая только что была приготовлена, ели ее, «не прекращая битвы». Население укрылось в донжоне, и, когда под натиском Саладина тот пал, оно было освобождено только за выкуп: за каждого мужчину — по десять золотых, за женщину — по пять, за ребенка — по два, как в Иерусалиме. Оставив в Сайуме гарнизон, эмиры Саладина захватили небольшие крепости — Бекас, построенный на берегу Оронта, аш-Шугр, Ал-Айд, Фиху, Блатанис, расположенный на горе Кассиус, возле Джебель ал-Акра (говорили, что эта крепость была соединена с прибрежным портом туннелем, по которому человек мог проехать верхом на лошади), Серманию, или Сернон, приблизительно в одном дне пути на юг от Алеппо по дороге в Хаму. Так рухнула цепь укреплений, возведенная крестоносцами для защиты королевства Антиохии и границ между франкскими владениями и мусульманскими государствами. «У государя Антиохии осталось только три мощных крепости: Кусейр, Баграс, Дербезак», — пишет Баха ад-Дин. Повсюду, где появлялись рыцари ислама, христианские города падали, как перезрелые яблоки в садах. Но в Бурзии, к северо-западу от Апамеи, бой выдался более жаркий, чем обычно. Искусство и природа, замечает Баха ад-Дин, казалось, вместе поработали, чтобы сделать ее неприступной. Высокие и узкие холмы образовали естественный ров или, скорее, пропасть глубиной в пятьсот семьдесят локтей. В центре этого круга из холмов возвышалась огромная скала, на вершине которой и была сооружена эта необычная крепость, защищавшая район Апамеи. Саладин внимательно изучил ее и решил атаковать, несмотря на возражения своих эмиров, которые считали этот замысел слишком дерзким. Но чем предприятие было труднее, тем оно казалось ему более славным. Саладин присоединился к своей армии и приказал соорудить осадные машины, сделать деревянные мосты, смастерить лестницы и обстреливать из камнеметов (правда, безрезультатно) цитадель в течение нескольких дней. Он велел, чтобы все было готово к штурму. Имад ад-Дин, владыка Синджара, возглавлял первый отряд, султан — второй, а его сын — третий. Когда был дан сигнал к атаке, владыка Синджара перешел ров по деревянному мосту, приблизился к крепостной стене и попытался взобраться на нее, но после длившихся несколько часов напрасных попыток закрепить свои лестницы он был вынужден отступить. Саладин во главе своих солдат с саблей в руке бросился поддержать его, крича: «Аллах Акбар!» Боевой клич ислама был подхвачен всей армией. И в неотразимой атаке, прикрываясь только своим легким щитом, укрывавшим его от ливня стрел, которые падали со всех сторон, Саладин первый ступил на стены, прыгнул в крепость и на мгновение был так плотно окружен христианами, что погиб бы, если бы его не выручили верные мамлюки. «Осажденные со смешанным чувством восхищения и ужаса, — продолжает биограф Саладина, — бросились на колени и запросили пощады». Из-за своей решительности и упрямства, не считаясь с советами эмиров, чьи колебания были первым признаком усталости, проявившейся позднее с большей силой, Саладин опять вышел победителем. Возможно, вспомнив о бессмысленной резне в Тортосе и отблесках пожаров, которые он приказал устроить во всех четырех углах города, он пожелал уберечь побежденных от новых жестокостей и повелел обращаться с ними мягко, освободил правителя крепости и отпустил его с семнадцатью рыцарями к государю Антиохии. Затем он отправился осаждать Дербезак, мощный замок которого контролировал караванную дорогу, идущую из Алеппо, самого большого коммерческого города в Северной Сирии. Баха ад-Дин, принимавший участие в этом деле, отдал дань уважения мужеству христиан, большей частью смиренных грешников, защищавших эту крепость: «Они заделывали проломы, пробитые в стенах мусульманами, не обращая внимание на стрелы, которые пронзали их товарищей. Они были похожи на безмолвные камни. Без оружия, без доспехов, почти босые, они носили огромные камни, чтобы закрыть дыры в укреплениях. Как только один из них падал замертво, другой занимал его место и продолжал начатую работу». Итак, за четверть часа они были порублены саблями. 16 сентября 1188 года Дербезак сдался на милость мусульман. Десять дней спустя из башни замка тамплиеров Баграс, на полпути между Антиохией и Александрией, благодаря своему расположению контролировавшей проход из Бейлана, через который проходила большая стратегическая дорога из Антиохии в армянское Киликийское княжество, Саладин отправил отряд мамлюков, сеявших смерть до ворот Антиохии. Граф Боэмунд, напуганный столькими неудачами, настойчиво добивался перемирия. Патриарх, разделявший с ним управление княжеством, был того же мнения. Чтобы сохранить то, что еще осталось, и надеясь получить помощь христианских королевств Запада, он также хотел договориться с Саладином. Султан учтиво принял послов из Антиохии и заключил с ними перемирие на семь месяцев, но только после того, как обсудил денежный вопрос. Итак, уничтожив за несколько недель главные бастионы франкского сопротивления в Ливане, Саладин распустил свои войска и вернулся в Дамаск. Там он узнал хорошую новость: крепость Керака, построенная в 1142 году Пайяном Кравчим на «Снежной Горе», в восемнадцати километрах от которой можно было увидеть необыкновенно голубые воды Мертвого моря, наконец после целого года осады была захвачена его братом ал-Маликом ал-Адилом. Это случилось в ноябре 1188 года. Голод сломил сопротивление защитников этого маленького города, процветавшего в эпоху греческого владычества, откуда моавитянка Руфь отправилась в Вифлеем, где она должна была выйти замуж за Вооза, прародителя Давида. После падения Керака сообщение между Египтом и мусульманской Сирией было вновь восстановлено. Отныне дорога из Дамаска в Мекку была открыта для мусульман, до этого вынужденных, дабы избежать выкупа, а иногда и куда более жестоких неприятностей, делать большой крюк по Трансиорданской пустыне. Вот почему новость о взятии Саладином Керака была встречена всем мусульманским миром с такой же радостью, как новость о падении Иерусалима. Один арабский историк, живший в описываемую нами эпоху, сообщает, что все те, кто раньше боялся отправиться из Дамаска в Мекку, чтобы семь раз обойти вокруг Каабы и бросить булыжники в дьявола в долине Мины, теперь мог беспрепятственно предпринять благочестивое путешествие. У ворот Дамаска правоверные образовали самый длинный караван из всех за последнее время. Сердце каждого, кто видел, как они отправляются в Святой город, к которому не приблизился никто из христиан, было исполнено ликованием.