Читаем Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев полностью

Другим ученым мужем, советом которого, как говорили, никогда не пренебрегал Саладин, был арабский юрист аль-Хаккари. Он относился к султану с некоей бесцеремонной фамильярностью, которую никто иной не мог позволить себе. Почти на каждом совете у Саладина можно было видеть малозаметную фигуру юриста в тюрбане в одеянии воина. Однако правой рукой султана в Сирии, точно так же, как и в Египте, был кади аль-Фадиль, был государственный секретарь Имад ад-Дин из Исфахана, по прозвищу Алу (Орел). Это был поэт и мастер стиля, ученый-законник, знаток тайн астрологии и замечательный полемист, принимавший участие в богословских диспутах. Он не только был преподавателем училища в Дамаске, которому он дал свое имя Имадия, но и стал председателем Государственного совета и канцлером сирийского султаната. Его великолепное умение вести дипломатическую переписку на персидском и арабском языках в напыщенном и высокопарном стиле, чем так восхищались на Востоке, в дополнение к его образованности и мудрости делали его незаменимым помощником султана, который ему всецело доверял.

Помимо ежедневных дел, тяжелым бременем для султана были государственные церемонии. Заседания мусульманского суда в Средние века были тщательно регламентированы. И подбор чиновников для различных постов, своевременное пресечение всех могущих возникнуть между ними споров и соперничества, вознаграждение их за работу почетными одеяниями, титулами и фьефами требовали много времени и сил. Каждый из государственных чиновников, начиная от Главнокомандующего и заканчивая виночерпием и устроителем игры в мяч, желал что-то получить для себя и требовал для себя внимания, и было необходимо удовлетворять их требования для обеспечения лояльности.

Смотр войск и другие государственные церемонии имели твердо установленный порядок проведения. Сам султан (по крайней мере, при правлении Бейбарса) находился в центре процессии, одетый в простую черную шелковую тунику с большими рукавами, под которой был хауберк (кольчужная рубашка), в стальном шлеме, поверх которого был надет тюрбан, и с длинной арабской саблей на боку. Впереди знатные мужи несли чепрак коня султана, расшитый золотыми парчовыми нитями и усыпанный драгоценными камнями. Над султаном принц голубой крови держал зонтик из желтого шелка с золотой вышивкой, который венчала фигура золотого орла, другой сановник нес знамя султана. Коня султана покрывала попона из желтого шелка и красного атласа, а почетный эскорт был в одежде из желтого каирского шелка с вышитой на ней эмблемой их командира.

Прямо перед султаном ехали два пажа на белых конях в богатом убранстве; их одежды были из желтого шелка с каймою из золотой парчи и такой же куфией. Их обязанностью было следить за дорогой. Впереди шел музыкант с флейтой, а за ним – певец, воспевавший героические деяния бывших султанов под аккомпанемент барабана. Шедшие затем поэты попеременно пели стихи. Перед султаном и позади него слуги несли алебарды; устроитель игры в мяч нес кинжалы в ножнах с левой стороны монарха, другой служитель нес с правой стороны еще один кинжал и небольшой щит. Рядом с ним шел слуга, который держал в руках золотую булаву. Знатные придворные шли следом с не меньшей помпой.

Когда во время продолжительных путешествий необходимо было сделать на ночь остановку, дорогу к ней султану освещали факелы. Когда он приближался к своему шатру, поставленному заранее, его слуги выходили встречать его с восковыми свечами в подсвечниках, инкрустированных золотом. Султана окружали пажи и алебардщики, воины пели хором, и все спешивались, кроме султана, который въезжал на коне в переднюю часть шатра при входе, где он оставлял его, и затем входил в большой круглый павильон. Далее он переходил из него в небольшую деревянную спальню, где было теплее, чем в шатре, и где его ожидала ванна с горячей водой, и здесь же лежали дрова для растопки. Шатер окружал частокол из бревен, который охраняли постоянно сменявшие друг друга мамлюки. Время от времени они совершали обход, а ночью устраивали два больших обхода.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история (Центрполиграф)

История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике

Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.

Джордж Фрэнсис Доу

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
Мой дед Лев Троцкий и его семья
Мой дед Лев Троцкий и его семья

Юлия Сергеевна Аксельрод – внучка Л.Д. Троцкого. В четырнадцать лет за опасное родство Юля с бабушкой и дедушкой по материнской линии отправилась в Сибирь. С матерью, Генриеттой Рубинштейн, второй женой Сергея – младшего сына Троцких, девочка была знакома в основном по переписке.Сорок два года Юлия Сергеевна прожила в стране, которая называлась СССР, двадцать пять лет – в США. Сейчас она живет в Израиле, куда уехала вслед за единственным сыном.Имея в руках письма своего отца к своей матери и переписку семьи Троцких, она решила издать эти материалы как историю семьи. Получился не просто очередной труд троцкианы. Перед вами трагическая семейная сага, далекая от внутрипартийной борьбы и честолюбивых устремлений сначала руководителя государства, потом жертвы созданного им режима.

Юлия Сергеевна Аксельрод

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное