— Бран, прекрати! Прошу! — подойдя к юноше и легонько дотронувшись до его плеча, сквозь слезы прошептала Ниса. — Она мертва. Они все. Они все мертвы…
Но Бран словно не слышал ее. Напротив, он стал с еще большей силой бить камнем по безжизненному телу старухи, будто пытаясь превратить ее в труху, уничтожить даже останки.
— Пожалуйста… Не оставляй меня… Прекрати! — Ниса схватила юношу за рукав рубахи, стараясь привести его в чувство.
Но все было тщетно. Бран оставался непреклонен, холоден и жесток. Девочка чувствовала это всем своим нутром. Отчаявшись, она легла на деревянный пол возле него и так горько и звучно заплакала, что, казалось, ее крики и стоны, уносимые осенним ветром, разнеслись по всему запретному лесу, оповестив всех его жителей о невосполнимой утрате и жгучей боли, что прямо сейчас испытывала эта совершенно беспомощная ранимая душа.
— Достаточно! — неожиданно послышался громогласный рев за спиной Нисы, и она сразу же поспешила обернуться. Затаив дыхание, девочка с ужасом взглянула на рослого быкоподобного человека, так внезапно возникшего прямо перед ней, словно выросшего из самой земли. Его вытянутое лицо не выражало абсолютно никаких эмоций: ярко-желтые глаза потускнели, складки в уголках рта оставались неподвижными, лишь клубы пара, выходившие из его раздутых ноздрей, давали понять, что сатир в некоторой степени раздражен и распален случившимся. Одвал протянул свою ладонь к запрокинутой над телом мертвой старухи руке Брана, а затем, продолжая бесчувственно смотреть на мальчика, повелительно сказал:
— С тебя хватит, дитя. Тайзети больше не причинит вам никакого вреда, — он легким движением выхватил заячий камень из руки Брана и с некоторым разочарованием в голосе добавил: — Да и дело было вовсе не в ней…
— Одвал… Почему?! Почему ты здесь?! — глядя на растерзанную старуху, слегка подрагивающими губами спросил Бран.
— Потому что кто-то должен тебя спасти, — тяжело выдохнув, ответил сатир, и его глаза тотчас странно заблестели.
— Спасти, говоришь? — усмехнулся Бран и, обернувшись к нему, с горечью в голосе добавил: — А их? Всех их — Фица, Арин, Девина? Почему их никто не спас?
Ниса продолжала оторопело смотреть на неестественное, как ей казалось, совершенно чудовищное существо. Ей пришлось повидать много всего — двуликую Аву, болотных тварей, диких русалок и прочих дивных существ, но Одвал отчего-то вызывал в ее душе такой щемящий, детский страх, причины которого она никак не могла понять. Но главным было не это. Ее сердце замерло от осознания того, что Бран не врал ей. Тогда, на пути к хижине Тайзети он говорил ей чистую правду, а она, к сожалению, не поверила, подсознательно обвинив его во всем случившемся.
— Так это вы? — набравшись смелости, сквозь слезы сказала Ниса. — Вы виноваты в смерти Фица! Это вы заставили Брана вести нас в болотную Топь!
Одвал лишь усмехнулся и, с некоторой снисходительностью взглянув на девочку, неспешно ответил:
— Я лишь пытался вам помочь. В их уходе нет моей вины. Это вина кое-кого более могущественного. Того, по чьей прихоти вы оказались здесь, в Салфуре, — сатир приблизился к детям и, загадочно склонив над ними свою рогатую голову, спросил: — Могу я показать вам?
Бран ничего не ответил. Сейчас его мысли занимало другое: мысли о том, чего он больше никогда не сможет предотвратить, к чему никогда более не сможет вернуться, о тех, кого он потерял, о той, кого убил. Это был уже не тот Бран, у которого была надежда влиться в общество людей, стать одним из них. Теперь он был иным, запятнанным, бесчувственным, угнетенным и угнетающим. Не человеком и не животным.
Тем временем Ниса, стерев с лица дорожки мокрых слез, лишь коротко кивнула в ответ на предложение Одвала. Она была готова следовать куда угодно, лишь бы наконец выбраться из Салфура и, если будет возможно, вернуться домой, к своим родителям, которые, верно, уже давно похоронили ее, как и остальных детей, затерявшихся в чаще запретного леса.
— Вот и славно, — заключил Одвал и, развернувшись на месте, направился в неизвестном путникам направлении сквозь густую чащобу, колючие безлистные ветки и шаркающих по земле маленьких зверей.
Сатир был частью этого мира, а потому ему было доподлинно известно, как именно выйти из чащи, как найти затерявшуюся в кронах крохотную деревню. Сейчас Бран отчетливо понял это. Понял и то, что если бы Одвал хотел вывести их отсюда, то обязательно сделал бы это. Однако у сатира были совершенно другие планы, и Бран вынужден был безропотно следовать им.
Одвал вел себя так, словно в этой хижине не произошло ничего по-настоящему ужасного. Так, словно жизнь безвинного, вечно задорного парня, носившего имя Девин Линч, не угасла по вине обезумевшей старухи, бледнеющее тело которой лежало на темном от крови деревянном полу покинутой хижины.
Именно в этот момент в душу Брана закралась странная мысль — он усомнился в намерениях загадочного лесного духа. Затем взгляд юноши упал на острый длинный кинжал, оставленный Тайзети на небольшой перекошенной тумбочке.
Глава 34