Бран утвердительно кивнул, не до конца понимая, по какой причине он оказался тут среди бела дня и почему этот наглый лягушонок обвиняет его во лжи.
— Вот и славно, — продолжал говорить Конунг, переводя взгляд с Брана на Каппу и обратно. — Ты пообещал этому молодому человеку кое-что. Кое-что, что должен, по твоему разумению, выполнять я, — нахмурив морщинистый лоб, вещал Морлей. — По какому такому, как это верно говорится у людей, праву ты дал это слово, не посоветовавшись со мной?
Каппа страдальчески скосил широкие лягушачьи глаза. Бежать от ответа было некуда, его друг Сар стоял возле шатра, и если бы Каппа попытался покинуть покои, то ящеру по долгу службы пришлось бы действовать на опережение.
— Повелитель, юноша вам нагло врет! — выкрикнул лягушонок, злобно поглядывая на Брана. — Он… да он же человек, а они все лгуны! Помните последнего сказителя? Он же тоже был человеком! Бросил вас на произвол судьбы! — продолжал выкрикивать Каппа, подобострастно преклоняясь перед седым старцем. — Каппа все помнит. Помнит, как тот человечишка обошелся с нашим Конунгом.
Реакция Морлея последовала незамедлительно. Одно лишь напоминание об Элое вызвало его неожиданную реакцию. Еще пару секунд назад довольный Конунг с силой пнул Каппу по соломенной шапке своей деревянной палкой, отчего та слетела в сторону, и лягушонок остался с непокрытой головой.
— Смотри, сын мой, на его настоящую сущность! — громогласно воскликнул Морлей, указывая на затерявшееся в густоте ободранных волос темя лягушонка. — Это существо невозможно убить обычными методами. В его темени заключена сила.
Бран, охваченный мыслями о загадочном человеке, который до его прихода в Топь ублажал странные хозяйские прихоти, медленно повернул голову в сторону сконфузившегося от страха лягушонка.
— Видишь, как в его темени плещется прозрачная жидкость? Именно в ней заключена его сила, — довольный собой, проговорил Конунг, указывая на сверкающую алым в отсвете горящих факелов полупрозрачную водичку. — Он последний из своего рода, кто сохранил эту особенность, оттого числится у меня на хорошем счету.
— Но Морлей! То есть Конунг Морлей! Тьфу ты, просто хозяин, — тараторил Каппа, ползая на коленях и стараясь прикрыть срам плешивого темени — свою Ахиллесову пяту. — Он же разболтает обо мне и моей особенности всем и каждому. От великой Топи и до Лагуны! Это же дурной маленький человек!
Морлей таинственно улыбнулся, и эта его улыбка отчего-то показалась Брану совсем недоброжелательной, даже издевательской.
— Но что это значит? Зачем вы рассказываете мне о способностях вашей же правой руки?
— Действительно, хозяин. Даже этот глупый отпрыск человечьего народа понимает, что это никуда не годится, — утвердительно закивал Каппа, продолжая биться головой о настил, обустроенный в шатре подле трона Морлея. — Просто произошло недоразумение. Глупый-глупый Каппа доверился дурному человечишке.
Бран с презрением взглянул на лягушонка. Кажется, тот был не настолько прозорливым, насколько показалось мальчику в момент их первой встречи.
— Затем, сын мой, что сегодня ты должен решить судьбу этого лживого существа, — властно сказал Морлей, легонько хлопнув в ладоши.
Спустя секунду в шатер, склонив крупные головы, вбежали жабоподобные слуги с подносами, полными разнообразной еды и задом удалились из хозяйских покоев.
— Судьбу? — в один голос проговорили Бран и Каппа, неодобрительно взглянув друг другу в глаза.
— Именно так, — отчеканил Конунг, стараясь поближе придвинуть к себе подносы со съестным. — Он провинился, поэтому должен понести заслуженное наказание. А я, честно говоря, ума не приложу, как с ним следует поступить.
Юноша почесал затылок. Что-то неимоверно странное творилось в сознании этого болотного повелителя. На доли секунды Бран решил, что тот просто потешается над ним. Затем, припомнив, какую власть над Морлеем он ощутил вчера вечером, пришел к выводу, что старец говорит с ним совершенно серьезно.
— Вот вы так всегда, мой господин! — выкрикнул Каппа громче обычного. — Эти людишки творят с вами все, что им только вздумается, а вы ради них готовы предать наказанию самых важных… точнее, самых преданных существ.
— Ты смеешь оспаривать мою волю, Каппа? Называешь меня предателем и трусом? — сдвинув седые брови у переносицы, воскликнул Морлей.
— Никак нет, ваше величество. Я просто… просто беспокоюсь о вас, мой хозяин. О нашей славной Топи, — заверил старца Каппа, стараясь более не поднимать головы.
— Если бы ты действительно беспокоился о Топи, а уж тем более обо мне, стал бы давать такие ужасные обещания? — пережевывая зеленые еловые ветви, смоченные в меду, спросил Конунг. — А ты, сын мой, не робей. Озвучь мне приговор, и я немедленно вынесу его.