Салимов удел

- Ага, - сказал Бен. - Дэнни Глик заражает Майка, Майк заражает... ну, не знаю, может быть, Флойда. Чадо Макдугаллов заражает... отца? мать? Кто-нибудь проверял?

- Не мои пациенты. Полагаю, звонить им нынче утром и сообщать о пропаже их сына пришлось доктору Плоумену. Но если он даже звонил Макдугаллам и общался с ними, мне никак этого не выяснить.

- Надо бы проверить, - сказал Бен. Он начинал чувствовать себя как заяц, удирающий от своры гончих. - Вы понимаете, как легко можно погнаться за собственным хвостом? Посторонний человек запросто проедет через весь Удел и не заподозрит, что творится неладное. Просто очередной захолустный городишко, где к девяти вечера пустеют тротуары. Но кто знает, что делается в домах за задернутыми шторами? Может быть, жильцы лежат в постелях... или подпирают стенку шкафа вместе со швабрами... или они внизу, в подполе... и ждут захода солнца. А с каждым восходом народу на улицах все меньше. Меньше с каждым днем. - Он сглотнул и почувствовал, как в горле сухо щелкнуло.

- Не переживайте, - отозвался Джимми. - Еще ничего не доказано.

- Доказательства громоздятся целыми дюнами, - возразил Бен. - Если бы мы действовали в привычных рамках передачи по инстанциям - например, при возможной вспышке тифа или гриппа А-2, - весь город сейчас был бы уже в карантине.

- Сомневаюсь. Не забывайте, только один человек действительно что-то видел.

- Вряд ли это - городской пьяница.

- Если подобная история выйдет на свет божий, его распнут, - сказал Джимми.

- Кто? Уж не Полина Диккенс, это точно. Она готова начать приколачивать к дверям амулеты от дурного глаза.

- В эпоху Уотергейта и топливного кризиса она - исключение, - заметил Коди.

Остаток пути они проехали молча. Похоронное бюро Грина находилось в северной части Камберленда. Позади него, между черным ходом часовни и высокой дощатой оградой стояли два катафалка. Джимми выключил зажигание и посмотрел на Бена.

- Готовы?

- Да вроде.

Они вышли из машины.

Возмущение, весь день нараставшее в Сьюзан, около двух часов разорвало свои оковы. Они взялись за дело по-дурацки, дали здоровенного крюку, чтобы доказать то, что (простите, мистер Бэрк) все равно окажется чушью собачьей. Сьюзан решила немедленно, сейчас же отправиться в дом Марстена.

Она спустилась вниз и взяла книжку. Энн Нортон пекла печенье, а отец сидел в гостиной, следя за матчем "Пэкер" - "Пэтриот".

- Ты куда? - спросила миссис Нортон.

- Проехаться.

- Ужинать будем в шесть. Потрудись вернуться вовремя.

- Не позднее пяти.

Сьюзан вышла из дома и села в свою машину - предмет ее величайшей гордости, но не потому, что это была первая машина, которой она владела безраздельно, а потому, что расплатилась за нее ("почти расплатилась, поправила себя Сьюзан, - остается еще шесть выплат") плодами собственных трудов, собственного таланта. "Веге" Сьюзан скоро должно было сравняться два года. Девушка осторожно, задним ходом вывела машину из гаража и коротко махнула рукой матери, которая смотрела на нее из окна кухни. Негласный разрыв между ними не заживал. Прочие ссоры - неважно, насколько ожесточенные - всегда своевременно заканчивались, жизнь шла своим чередом, хороня больные места под повязкой дней и не тревожа до следующего конфликта, когда все старые претензии и обиды вытаскивались на свет божий и подсчитывались, как в сыгранной с большим счетом партии в криббидж. Но нынешний разрыв казался полным, это была тотальная война. Раны было не забинтовать. Оставалась лишь ампутация. Сьюзан уже почти закончила упаковывать вещи и чувствовала, что поступает правильно. Это следовало сделать давным-давно.

Она проехала по Брок-стрит, оставив дом позади и ощущая радость и решимость, становившиеся тем сильнее, чем дальше Сьюзан уезжала от родного гнезда. В глубине души девушка сознавала нелепость происходящего, но нельзя сказать, чтобы это было неприятно. Сьюзан собиралась предпринять решительные действия, и эта мысль подкрепляла ее. Она была прямолинейной девочкой, события уикэнда сбивали ее с толку, приводили в полную растерянность. Теперь она покажет им кузькину мать!

На мягкой обочине за городской чертой Сьюзан остановила машину и пешком направилась через западное пастбище Карла Смита туда, где, дожидаясь зимы, круглился рулон выкрашенной в красное противоснежной пленки. Чувство нелепости происходящего усилилось, и, раскачивая один из колышков из стороны в сторону, чтобы лопнула удерживающая его в ряду прочих гибкая проволока, Сьюзан не смогла сдержать усмешку. Колышек был настоящим колом около трех футов длиной, заостренным на конце. Она вернулась с ним к машине и положила на заднее сиденье, умом понимая, для чего предназначается этот колышек (в кинотеатрах под открытым небом она просмотрела на сдвоенных сеансах достаточно фильмов Хаммера, чтобы знать: вампиру положено забивать в сердце кол), но ни на секунду не задумалась, сумеет ли заколотить его в грудь мужчине, если того потребует ситуация.