Салимов удел

- Конечно, конечно. Я думал, ты сказал - большое одолжение.

- Может, это больше, чем ты думаешь.

- Сейчас я допью кофе, пойду домой и погляжу, что за кошмар приготовила мне Рэйчел на воскресный ужин. Вот ключ. Будешь уходить, Джимми, запри.

Джимми сунул ключ в карман.

- Запру. Еще раз спасибо, Мори.

- Все, что угодно. Только ты тоже сделай мне одно одолжение.

- Разумеется. Какое?

- Если она что-нибудь скажет, запиши для потомства. - Он рассмеялся, заметил одинаковое выражение лиц молодых людей и замолчал.

Было без пяти семь. Бен ощутил, как в тело начало просачиваться напряжение.

- Можешь спокойно перестать есть глазами часы, - сказал Джимми. - Они от этого быстрее не пойдут.

Бен виновато вздрогнул.

- Я очень сильно сомневаюсь, что вампиры - если они вообще существуют - поднимаются по календарному заходу солнца, - добавил Джимми. - В это время совсем темно не бывает.

Тем не менее он встал и выключил телевизор, оборвав на середине кряканье лесной утки.

На комнату опустилось одеяло тишины. Они сидели в рабочей комнате Грина, а на столе из нержавейки, снабженном трубками и педалями для подъема и спуска, лежало тело Марджори Глик. Это напомнило Бену столы в родильном отделении больницы.

Еще когда они пришли сюда, Джимми отвернул прикрывавшую труп простыню и провел беглое обследование. На миссис Глик был стеганый халат винного цвета, вязаные тапочки, на левой голени - кусочек пластыря, возможно, скрывающий порез от бритья. Бен старался не смотреть, но тело снова и снова притягивало к себе его взгляд.

- Что думаешь? - спросил Бен.

- Не собираюсь ни за что ручаться, поскольку впереди еще три часа, которые все решат в ту или иную сторону. Но ее состояние поразительно сходно с состоянием Майка Райерсона - никаких трупных пятен, никаких следов окоченения или его начала. - Джимми натянул простыню обратно и больше ничего не сказал.

Было 7:О2.

Вдруг Джимми сказал:

- Где твой крест?

Бен вздрогнул.

- Крест? Господи, у меня его нет!

- Ты никогда не был бойскаутом, - сказал Джимми и раскрыл сумку. - Я же всегда являюсь во всеоружии.

Он вытащил два шпателя, ободрал защитный целлофан и скрепил их с помощью пластыря под прямым углом.

- Благослови его, - велел он Бену.

- Что? Я не могу... я не знаю, как.

- Тогда придумай, - велел Джимми, и его приятное лицо неожиданно напряглось. - Ты же писатель, тебе следует быть метафизиком. Ради Бога, скорее. Думаю, сейчас что-то произойдет. Разве ты не чувствуешь?

И Бен почувствовал. В медленных лиловых сумерках словно бы собиралось что-то пока невидимое, но тяжкое и электризующее. У него пересохло во рту и, прежде чем заговорить, пришлось облизать губы.

- Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. - Подумав, Бен добавил: - И во имя Непорочной Девы Марии тоже. Благословляю этот крест и... и...

Слова поднимались к губам с неожиданной таинственной уверенностью.

- Господь - Пастырь мой, - говорил Бен, и слова падали в полную теней комнату, как падали бы камни в глубокое озеро. - Не я возжелал - Он покоит меня на зеленых пажитях. Он водит меня к водам тихим. Он воскрешает душу мою.

Голос Джимми подхватил нараспев:

- Он направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь никакого зла...

Дышать свободно стало невозможно. Бен обнаружил, что все тело у него пошло гусиной кожей, а короткие волоски на шее встали дыбом, как перья у драчливого петуха.

- Твой жезл и Твой посох - они успокоивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою, чаша моя преисполнена. Так, благость и милость...

Укрывающая тело Марджори Глик простыня задрожала. Из-под нее выпала рука. Пальцы, выворачиваясь, извиваясь, пьяно зашарили в воздухе.

- Боже мой, неужто я это вижу? - прошептал Джимми. Он побледнел так, что веснушки выступили как брызги на оконном стекле.

- ...да сопровождают меня во все дни жизни моей, - закончил Бен. Джимми, посмотри-ка на крест.

Крест светился, сияние призрачным потоком разливалось по руке.

В тишине сдавленный, скрежещущий как черепки разбитого глиняного горшка голос медленно проговорил: "Дэнни?"

Бен почувствовал, что язык прилип к небу. Силуэт под простыней сел. Комната погружалась во мрак, в ней двигались и скользили тени.

- Дэнни, голубчик, где ты?

Свалившаяся с лица покойницы простыня скомкалась в коленях.

Лицо Марджори Глик во мраке казалось мертвенно-бледным, круглым, как луна, пятном, пробитым только черными дырами глазниц. Она увидела Джимми с Беном, и ее губы раздвинулись, пропуская страшное рычание обманутого существа. Убывающее сияние дня блеснуло на зубах Марджори.

Она перебросила ноги через край стола. Один тапок свалился и лежал, позабытый.

- Сиди, где сидишь! - велел Джимми. - Не пробуй двигаться!

Ответом было ворчание, похожее на собачье - мрачный серебристый звук. Миссис Глик соскользнула со стола, пошатнулась и направилась к ним. Бен поймал себя на том, что загляделся в эти глаза-дыры, и резко отвел взгляд. Там, внутри, были черные, пронизанные красным, галактики. Можно было увидеть самого себя, тонущего и наслаждающегося этим.