Отчаявшись, мальчик подошел к ней и потянул одну сторону вверх. И тут какие-то далекие боги, заметив, возможно, какую удачу мальчик принес себе сам, сделали и свой скромный благотворительный взнос.
Когда шаги направились по коридору к двери, Марк до конца вывинтил стальную ножку кровати, потянул и отделил ее от рамы.
Марк с занесенной ножкой от кровати стоял за открывающейся дверью, как деревянный индеец с томагавком.
- Молодой человек, я пришел, чтобы...
Стрейкер увидел пустые веревочные кольца и, еще не переступив порог, изумленный до глубины души, прирос к месту на добрую секунду.
Для Марка происходящее замедлилось до скорости повтора футбольного маневра. Ему показалось, что он прицеливался к виднеющейся из-за края двери четвертушке круглого черепа не несколько секунд, а несколько минут.
Ножка, которую мальчик обрушил вниз обеими руками (не так сильно, как мог бы, поскольку пожертвовал часть сил на лучшие цели) пришлась Стрейкеру повыше виска как раз в тот момент, когда он начал оборачиваться, чтобы заглянуть за дверь. Вытаращенные глаза зажмурились от боли. Из раны на голове весело брызнула кровь. Стрейкер откачнулся и спиной вперед ввалился в комнату. Лицо исказила ужасающая гримаса. Он вытянул руки, но Марк ударил еще раз. Теперь трубка угодила чуть выше выпуклого лба, и снова брызнула кровь.
Глаза Стрейкера закатились под лоб, и он бескостно осел на пол.
Марк обогнул тело, глядя на него широко раскрытыми, вылезающими из орбит глазами. Ножка от кровати испачкалась в крови, которая оказалась темнее "текниколоровской" крови из фильмов. Ее вид вызвал у Марка тошноту, но к Стрейкеру мальчик оставался совершенно равнодушным.
"Я убил его," - подумал он. И тут же: "Хорошо. Хорошо."
Рука Стрейкера сомкнулась на его щиколотке.
Марк судорожно ахнул и попытался выдернуть ногу. Рука держала крепко, как стальной капкан, а сам Стрейкер смотрел на него снизу вверх сквозь сочащуюся кровью маску холодными светлыми глазами. Губы беззвучно шевелились. Марк потянул сильнее, но тщетно. С тихим стоном он принялся колотить по цепкой руке Стрейкера своим оружием. Раз, два, три, четыре раза. Пальцы ломались с ужасным звуком, как карандаши. Рука разжалась, и Марк освободился рывком, от которого, спотыкаясь, вылетел за дверь, в коридор.
Стрейкер снова уронил голову на пол, но изуродованная рука с мрачной живостью хватала пальцами воздух - так дергает лапами собака, которой снится, что она гонится за кошкой.
Ножка кровати выпала из пальцев Марка, мужество которого иссякло, и мальчик попятился, дрожа. Потом, охваченный паникой, развернулся и кинулся вниз по лестнице, перепрыгивая онемевшими ногами через две-три ступеньки, не отрывая ладони от занозистых перил.
Ведущий к входным дверям коридор купался в тени, темный и страшный.
Марк зашел в кухню, пугливо озираясь на дверь подвала. В красно-желто-пурпурном пылающем ореоле садилось солнце. За шестнадцать миль от дома Марстена, в приемной похоронного бюро Бен Мирс следил, как стрелки часов колеблются между 7:О1 и 7:О2. Ничего этого Марк не знал. Он знал, что надвигается час вампира. Задержаться значило опять оказаться с ними лицом к лицу после уже пережитого столкновения, вернуться в подвал и попытаться спасти Сьюзан означало официальное присвоение звания живого мертвеца.
Несмотря на это, Марк подошел к двери подвала, действительно спустился на три ступеньки, и только потом его объял страх, спеленавший мальчика едва ли не физическими путами и не позволявший сделать ни шагу дальше. Марк плакал, тело сотрясала сильнейшая дрожь, как в приступе малярии.
- Сьюзан! - пронзительно крикнул он. - Бежим!
- М-Марк? - голос Сьюзан звучал слабо, сонно. - Я ничего не вижу. Так темно...
Неожиданно что-то грохнуло, напомнив гулкий ружейный выстрел, потом раздался басистый бессердечный хохоток.
Сьюзан завизжала... визг перешел в стон, а потом стало тихо.
Ноги Марка рвались унести его прочь, но он все-таки медлил.
А снизу донесся дружелюбный голос, удивительно похожий на голос отца:
- Мальчик мой, спускайся. Я восхищаюсь тобой.
Властность тона была столь велика, что мальчик почувствовал, как страх отхлынул, а ноги словно налились свинцом. Он и в самом деле принялся было нашаривать следующую ступеньку, прежде, чем спохватился и взял себя в руки... на что ушли все остатки разнесенного в пух и прах самообладания.
- Спускайся, - теперь голос прозвучал ближе. За дружелюбной отеческой интонацией звенела гладкая сталь приказа.
Марк крикнул вниз:
- Я знаю, как тебя зовут! Барлоу!
И опрометью кинулся наутек.