Салка Валка

— Можно подумать, что ты только сегодня на свет родилась! Не нужно долго приглядываться, чтобы угадать, кто ты есть. Я могу точно определить, чем любая из вас дышит.

— Ну, ну, убери руки, оставь меня в покое. Ты разбудишь девочку.

— Послушай, к чему эти увертки? Ты же понимаешь… Не обращай внимания на девчонку, она спит, она ничего не поймет.

— Нет, нет, оставь меня, прошу тебя во имя Иисуса. Оставь меня. Не звать же мне на помощь! Около меня ребенок. Ну, милый, прошу тебя, не надо. От тебя разит водкой. Боже милостивый, ты меня с ума сведешь.

Еще не разобравшись в своих чувствах, девочка вдруг заплакала. Она заплакала неожиданно громко, точно сирена, возвещающая тревогу. Все ее тело содрогалось, она рыдала, не пытаясь подавить звуки, вырывавшиеся из ее горла.

— Мама, — закричала она сквозь рыдания, — мама, мамочка! — и хотела броситься в объятия матери, чтобы защитить ее и себя, но мать повернулась к ней спиной, и девочка поняла, что кто-то лежит рядом с матерью на краю кровати. Оттуда послышался голос:

— Не кричи так, бесенок. Чего шумишь? Я закоченел от холода на полу, вот и пришел погреться к твоей матери. К тому же это моя постель. Мне кажется, здесь нам втроем хватит места.

— Уходи от моей мамы и от меня, противный! Мама, мама, скажи ему, чтобы он ушел! Скажи, что ты убьешь его, если он не уйдет сейчас же.

— Замолчи, мартышка, — сердито пригрозил мужчина. И тем не менее он должен был признать свое поражение и встать с кровати.

— Что с глупыми связываться! Ладно, я ухожу.

Но девочка заметила, что он наклонился к матери и что-то прошептал ей на ухо.

— Что? — переспросила мать. Он опять что-то прошептал.

— Нет, — сказала мать громко. — Господи Иисусе, нет. Ты же понимаешь, лучше не говори об этом.

Итак, враг был отброшен, мать и дочь одержали победу.

Девочка перестала плакать так же неожиданно, как дается отбой, когда минует опасность. Но она еще продолжала всхлипывать и вздрагивать, словно побитый щенок. И, бросившись в объятия матери, она порывисто поцеловала ее в шею и сказала:

— Мамочка, завтра мы достанем ключ и будем запирать дверь на ночь, тогда он не сможет войти к нам. Давай, мама, достанем большой топор или нож, такой, как у мясника.

— Ну, засыпай, засыпай, — сказала мать. Но в голосе ее не слышно было ни малейшего сочувствия к горю девочки, ни малейшего намека на материнскую ласку, столь дорогую детскому сердцу. Наоборот, ее голос звучал отчужденно, почти враждебно, как будто она хотела сказать: «А ну, прекрати тотчас же, дрянная девчонка!» И она не прижала к груди свою дочь, чтобы успокоить ее. Едва только девочка уснула, она осторожно отодвинула ее от себя.