Салтыков (Щедрин)

В «Истории одного города», а значит, и в городе Глупове есть такое колоритное место – Солдатская слобода. Была она и в Рязани во времена салтыковского там пребывания. У Салтыкова в его шедевре это место, смысл которого определён авторским сюжетом. А в Рязани на этой далёкой «немощеной окраине, по колено в грязи», селились мелкие служащие губернского правления. Салтыков, приводивший в порядок запущенные канцелярские дела, потребовал от служащих вечерних выходов на работу, при этом не оплачиваемых. Такой поворот не просто возмутил тех, кого это касалось, распоряжение вице-губернатора оказалось почти невыполнимым. «Через невылазные грязи бедному чиновничьему классу приходилось ходить под дождём в самом карикатурном виде. Со снятыми ради экономии сапогами, подвешенными на плечи, с подсученными по колено брюками, бедняк чиновник принуждён был переправляться через лужи, чтобы не портить обуви и платья, и только тогда решался надеть сапоги, когда, обмыв ноги в последней луже, выбирался, наконец, в мощёную часть города».

Рязанцы решили действовать по-щедрински: один из чиновников отправил в газету «Московские ведомости» статью, которая, не касаясь прямо Салтыкова и лишь намекая на его монокль, осуждала сами формы и методы борьбы со взяточничеством и за повышение нравственности. Автор справедливо полагал, что понуждением и строгостью, доходящей до произвола, повернуть что-либо к оздоровлению невозможно. «Думали ли вы когда-нибудь о влиянии нужды и бедности на нравственность и служебный характер презираемых вами людей?» – восклицал он.

Статья «Еще несколько слов о чиновниках» была лихо написана и её напечатали. Когда номер «Московских ведомостей» добрался до Рязани (надо заметить, что при Салтыкове в городе была открыта первая публичная библиотека, занимался он и усовершенствованием губернской типографии, а также продвигал постройку каменного здания для городского театра) и вице-губернатор его прочитал, он, как вспоминали, не только стал более продуманно давать распоряжения, но и отправился в Солдатскую слободу посмотреть, в каких условиях живут подчинённые. Как полагает Мачтет, впрочем, изложивший эту историю с неточностями, не остался в накладе и автор статьи, получив, по ходатайству Салтыкова, неплохую должность.

Самая содержательная работа о рязанской службе Салтыкова принадлежит историку театра, барону Николаю Васильевичу Дризену (1868–1935). После обучения в Санкт-Петербургском университете он в 1897 году оказался в Рязани, где недолго служил при губернаторе, а затем, выйдя в отставку, внёс немало труда в развитие губернской культурной жизни. После катаклизма 1917 года оказался в изгнании, и это роковым образом сказалось на его статье «Михаил Евграфович Салтыков в Рязани». Хотя она и появилась в 1900 году, в советское время её добросовестно собранные и представленные материалы могли быть использованы лишь без упоминания имени Дризена, что приводило к вынужденному нарушению литературоведческой этики.

Дризен правомерно поставил вопрос о личности Салтыкова как чиновника и особенностях его служебной деятельности. Как о писателе судят по его произведениям, вероятно, так рассуждал Дризен, так и о чиновнике надо судить по результатам того, что он сделал. Как мы уже знаем, Клингенберга и Салтыкова направили в Рязанскую губернию наводить порядок по результатам министерской ревизии или, по выражению Дризена, «расхлебывать кашу, заваренную другими». Чтобы устранить замечания, Салтыкову пришлось заново перечитать множество документов, вникнуть в десятки дел, зачастую безграмотно оформленных. А Дризен столь же внимательно изучил пометы вице-губернатора, приводя примеры наиболее выразительные, свидетельствующие о точности салтыковского слова. Например, на деле с невнятно изложенными обстоятельствами вице-губернатор начертал: «Был ли в виду какой-нибудь закон или это теперешнее толкование столоначальника?» А на неопределённое решение отзывался классическим: «Кто виноват?»…

Как установил Дризен, в министерстве благосклонно отнеслись к первым трудам Салтыкова, однако недовольным оставался он сам, отсюда и жалобы брату, и сравнение службы с каторгой. Но это у Салтыкова, наверное, самолечение такое. Жалуясь близким, он одновременно проводит реформу губернского правления, упорядочив распределение дел по столам (по-нынешнему – отделам). Так установился порядок, который, по мнению Салтыкова, дал органическую связь делам между собой. Губернатор реформу одобрил, а министр утвердил её. Дризен также показывает, что покончив с «внешним обликом губернского делопроизводства», Салтыков обратился к внутреннему. Предметом его неусыпного внимания стало городское хозяйство (не только Рязани, но всех городов губернии).