Салтыков (Щедрин)

Новым гражданским губернатором в декабре 1862 года был назначен Василий Павлович Александровский, из пензенских дворян… Но прежде чем приступить к рассказу о том, как служилось Салтыкову при Александровском, обращусь ещё к одному сочинению Лескова. Уже после кончины Михаила Евграфовича и незадолго, как окажется, до кончины собственной, осенью 1893 года Николай Семёнович публикует рассказ «Загон» – из своего вольного цикла «Рассказы кстати. A propos». По свободе своей жанровой формы, по самому своему строению он сродни щедринскому «Скрежету зубовному».

В отличие от множества писателей Лесков пережил уникальную творческую эволюцию: справа налево. Начав с яркой критики российского социал-радикализма и став классиком так называемой антинигилистической, противопожарной литературы (очевидно, что Достоевский ревновал своих «Бесов» к лесковскому роману «На ножах»), в 1870-е годы Лесков увлёкся чтением Герцена, а к 1890-м годам имел репутацию сурового критика политики и практики императора Александра III, автора жёстких сочинений о русской церкви. Среди объектов его сатиры оказались не только протоиерей Иоанн Кронштадтский, канонизированный во время перестройки в лике святых праведных, но и митрополит Московский Филарет (Дроздов), и Николай I.

Можно без преувеличений утверждать, что после окончательного перехода Салтыкова в сферу психологической прозы в середине 1880-х годов, чему благотворно способствовало закрытие журнала «Отечественные записки», именно Лесков стал главным сатириком русской словесности (речь, разумеется, идёт о высокой, философской сатире, а не о журнальной юмористике). И «Загон» у Лескова тоже получился щедринской тональности. Рассказ по справедливости признан одной из вершин поздней лесковской сатиры, произведением, по своей критической мощи равным «Путешествию из Петербурга в Москву». Его и сейчас не только полезно, но и больно перечитывать.

Рассказ вырос, как это очень часто бывало у Лескова, из жизненных впечатлений от тех явлений, по которым, если воспользоваться его же словами, «видно время и веяния жизненных направлений массы». Обратившись к ходившим в российском обществе начала 1890-х годов идеям обособления России от западноевропейских государств, Лесков выступил на стороне тех, кто полагал: «нам нельзя оставаться при нашей замкнутости, а надо вступать в широкое международное общение с миром». Иначе наше «уединённое государство» останется «загоном», то есть пространством «тёмным и безотрадным, но крепко ограждённым китайской стеною».

В своих историко-культурных построениях Лесков особо выделяет навсегда запомнившуюся ему Пензенскую губернию при Панчулидзеве. Собственно, она стала для него важнейшим подтверждением метафоры Загона:

«В этой Пензе, представлявшей одно из самых тёмных отделений Загона, люди дошли до того, что хотели учредить у себя всё навыворот: улицы содержали в состоянии болот, а тротуары для пешеходов устроили так, что по ним никто не отваживался ходить. Тротуары эти были дощатые, а под досками были рвы с водою. Гвозди, которыми приколачивали доски, выскакивали, и доски спускали прохожего в клоаку, где он и находил смерть. Полицейские чины грабили людей на площади; предводительские собаки терзали людей на Лекарской улице ввиду самого генерала с одной стороны и исправника Фролова – с другой; а губернатор собственноручно бил людей на улице нагайкою; ходили ужасные и достоверные сказания о насилии над женщинами, которых приглашали обманом на вечера в дома лиц благороднейшего сословия… Словом, это был уже не город, а какое-то разбойное становище. И увидел Бог, что злы здесь дела всех…»

Салтыков попал в Пензу больше чем через пять лет после отстранения Панчулидзева. За эти годы, при Александровском, в городе прошли многие требуемые реформами преобразования. В вышедшей в 1864 году «Памятной книжке Пензенской губернии» сообщалось, что «лучшие здания в городе каменные: больница приказа общественного призрения, Дворянский институт, дом гражданского губернатора и здания присутственных мест». 10 марта 1865 года в Пензе прошла первая сессия Земского губернского собрания – распорядительного органа местного земства, где был определён состав губернской управы. Нельзя не отметить, что её председателем стал отставной штаб-ротмистр Алексей Николаевич Бекетов, из знаменитого дворянского рода Бекетовых, послужившего отечественной культуре и науке; как теперь мы знаем, двоюродный дед Александра Блока. Человек высокого нравственного достоинства, Алексей Николаевич переизбирался на эту должность в течение последующих двадцати пяти лет.