Салтыков (Щедрин)

В одном из донесений в Министерство финансов с объяснениями по конкретному делу он писал: «Продолжаю быть уверенным в том, что крестьяне г. Ильина едва ли будут исправно вносить выкупные платежи, и в этом убеждении меня утверждает: во-первых, неудовлетворительность удостоверения мирового посредника об их состоятельности и, во-вторых, примеры других подобных же имений Пензенской губернии, состоявших до выкупа на издельной повинности» (выделено мной. – С. Д.).

По подсчётам литературоведа И. В. Князева, изучавшего биографию Салтыкова по архивным публикациям и первоисточникам, за время службы в Пензе он подал 11 «особых мнений», оспаривавших выкупные сделки здешних помещиков. Хотя это даже количественно выглядит очень скромно, тем более что, к сожалению, его деятельность на этом направлении особых результатов не дала, нельзя не отметить справедливость попытки Салтыкова показать широту проблемы, её системность, то, что накапливающийся опыт проводимых реформ вступает в противоречие с изначальными предначертаниями.

Однако салтыковские выкладки были оставлены без внимания из-за формальных придирок к представленным доказательствам, а, по сути, потому, что и у высшей администрации не было какой-либо уверенности в возможности добровольного даже в малой степени урезания помещиками своих интересов. Скорее, наоборот: для большинства передача земли крестьянам стала последним источником малозатратного получения доходов.

Понимая это, Салтыков решил навести порядок в финансовой отчётности помещиков и предпринимателей. Требуя от своих подчинённых особого внимания к справедливому начислению крестьянам выкупных платежей, податных окладов, недоимок, устранения выявленных злоупотреблений, он начал целеустремлённо преследовать помещиков, задерживающих платежи, торговцев и промысловиков, плутующих с отчётностью и налогами. И тут же нашёл союзника в лице губернатора, который получил возможность законным образом свести счёты с прохладным к нему губернским бомондом и одновременно укрепить в глазах петербургского начальства свою репутацию прогрессиста-реформатора.

Но Салтыков работал не по личностям, а по закону. Его взаимоотношения с Александровским оказались довольно причудливыми. Несмотря на приведённое письмо Анненкову, семьи Салтыковых и Александровских быстро сдружились, что даже вызвало тревогу у жандармского штаб-офицера, доносившего в Петербург: «…г. Солтыков (sic! – С. Д.) приобрёл такое сильное влияние на г. Пензенского губернатора, что действительный статский советник Александровский, зная хорошо направление г. Солтыкова и его супруги, всё-таки продолжает вести с ними семейную тесную дружбу».

Надо отметить ещё одну тонкость. Александровский по складу своего характера был грубияном, он мог, не задумываясь и невзирая на лица, словесно оскорбить любого, кто вызывал его недовольство по службе. При этом любил застолья, многолюдные празднества. Как мы знаем, и Михаил Евграфович не обладал кротким нравом. Даже боготворящий его Сергей Александрович Макашин, досконально изучив биографию классика, именно в связи с пензенским периодом деятельности вынужден был признать: «С одной стороны, это суровый, почти деспотичный администратор, раздражительный и гневный, всегда готовый сорваться на грозный окрик, вызывающий у подчинённых страх и трепет, с другой – это человек широкой, открытой души и доброго сердца, не на словах, а на деле отзывчивый к бедам и горю своих сотрудников, особенно младших по чину и положению».

Эти два человека, по своему поведению внешне схожих, несмотря на очевидное различие в нравственной подоснове характеров, поначалу сошлись на общем поле деятельности. Ведь и Александровского направили в Пензу не только потому, что у него здесь были земельные угодья, он ехал с напутствием развивать реформы. И результаты у него тоже были[15].

Но здесь нам вновь придётся вспомнить невероятного майора Горбылёва из «Пошехонских рассказов». Волею его создателя, то есть Салтыкова, Горбылёв геройствовал не только в украинском Чернобыле. Заносило его и в Пензенскую губернию, которую он назвал «страной волшебств», удостоив её таким именованием, очевидно, по итогам общения Михаила Евграфовича с пензенскими помещиками, среди которых названы и знаменитые: Бекетовы, Загоскины, Сабуровы. Горбылёва (но только ли Горбылёва, коль Салтыков оставил реальные фамилии?) восхищали их сплочённость в защите собственных интересов, недопущение любого, от кого может исходить угроза: «Чужой человек попадётся – загрызут. Однажды самого губернатора в осаде держали за то, что он это волшебство разъяснить хотел. И выжили-таки. Ни дать, ни взять Чурова долина».