Салтыков (Щедрин)

Здесь многое Салтыкову принесло то, что в его служебном ведении оказались все тюрьмы и этапы губернии. Прежний, ещё с лицейских времён интерес к человеку, преступающему закон, и к системе, которая предназначена для исправления преступников, теперь, после книжных штудий получил возможность проникнуться реальностями этой системы. Судя по первому докладу Салтыкова, он был этими реальностями потрясён, а читавший доклад губернатор поначалу изложенному в нём не поверил. Но Салтыков настоял на своём и начал последовательно добиваться прежде всего улучшения быта заключённых. При тюрьмах стали сооружаться бани и организовываться дворы для прогулок, но, главное, Салтыков попытался бороться с воровством смотрителей тюрем, бесстыдно наживавшихся на питании заключённых, их одежде, бельё, обуви. Безбожно извращая библейский принцип «всякое даяние благо», тюремные чиновники превращались на службе в совершенных монстров, вызывавших чувство омерзения.

Впрочем, Салтыков постарался отринуть эмоции, обратившись к литературному оформлению своих пенитенциарных впечатлений и наблюдений. Раздел «В остроге», поставленный им в финальную часть «Губернских очерков», – особая его заслуга перед русской литературой. За несколько лет до «Записок из Мёртвого дома» Достоевского он обратился к теме человека в неволе, положив начало её развитию в сочинениях Сергея Максимова, Чехова, Власа Дорошевича и так далее до «Колымских рассказов» и «Архипелага ГУЛАГ».

В Вятской губернии существовал «Попечительный о тюрьмах комитет», в обязанности которого входила забота об облегчении быта заключённых, однако на деле организация эта была формальной, членство в комитете было почётным, но не побуждало к тому, ради чего комитет создавался. Став членом комитета, Салтыков не просто прекратил его бездействие, он добился создания таких же уездных комитетов и повёл дело так, что постепенно возникла система мероприятий по облегчению участи заключённых.

В связи с реформированием тюремной системы в Вятке был образован комитет по разработке плана устройства здесь, применительно к местным условиям, смирительного и рабочего домов. Но, как это обычно бывает, большинство в этом комитете составили люди совершенно бесполезные, но со своими интересами к этому членству. Салтыков как советник губернского правления оказался в комитете главным двигателем, которому предстояло подготовить такой план устройства смирительного и рабочего домов, когда бы достигалась полная изоляция арестованных различных полов, возрастов и нравственности. При этом арестованные, которым был вменён физический труд как исправительная мера, должны были иметь для этого условия (производились различные предметы быта для сбыта на местных рынках с тем, чтобы вырученные деньги шли на питание заключённых и их вознаграждение). Рабочий и смирительный дома, построенные по архитектурному плану, разработанному под руководством Салтыкова, просуществовали многие десятилетия и продолжали действовать после 1917 года, при большевиках.

Но не только службой и её промыслительными уроками жил в Вятке Салтыков. Как ни убеждали его друг Василий Круковский и, понятно, другие вятчане, что жизнь в этом городе тоже имеет свои радости и даже черты счастья, письма Михаила Евграфовича – из тех, что сохранились (но, значит, и пропавшие тоже) – полны волнами накатывающих жалоб, перемежающихся строками, где просматриваются попытки изгнанника как-то расцветить свою жизнь.

«Ты не поверишь, любезный брат, какая меня одолевает скука в Вятке. Здесь беспрерывно возникают такие сплетни, такое устроено шпионство и гадости, что подлинно рта нельзя раскрыть, чтобы не рассказали о тебе самые нелепые небылицы, – это Михаил Евграфович пишет брату Дмитрию на пятом году вятской жизни, в октябре 1852 года, и нам, конечно, хотелось бы узнать, какие небылицы о нём рассказывал вятский бомонд, если, без сомнений, в почтовом ведомстве знали о длившейся уже после кончины в Оренбурге бывшего губернатора переписке с его теперь уже вдовой Натальей Николаевной Середой. – Хотелось бы хоть куда-нибудь перейти в другое место, только чтобы избавиться от этой непотребной Вятки», – продолжает Салтыков, и мы, кажется, догадываемся, куда он продолжает рваться. Но есть дела насущные и в непотребном городе, и он спрашивает брата: «Получил ли ты моё письмо, которым я просил тебя о заказе Клеменцу нового платья, и взялся ли он исполнить этот заказ. Уж вот конец октября, а я ничего не получаю из заказанных вещей».

Впрочем, дело молодое, и новые наряды Салтыкову тоже требовались. Его отношения с вице-губернатором Аполлоном Петровичем Болтиным вскоре после появления губернатора Семёнова совершенно исправились, и однажды (газетная хроника сохранила дату – 7 декабря 1851 года) он отправился на благотворительный концерт в пользу учреждавшегося детского приюта. Конечно, присутствовать на нём он должен был и по должности, и по долгу сердца, и скуки ради, и потому, что распорядителем концерта был Болтин.