Сальватор

Рождение Регины на мгновение осветило ее обратившееся в прах сердце. Но это длилось так же недолго, как вспышка молнии. Едва маршал де Ламот-Тудан коснулся губами новорожденной, как мать содрогнулась всем своим существом. Вся ее душа возмутилась, и с этой минуты княжна почувствовала к несчастной Регине не отвращение даже, а равнодушие.

Рождение Пчелки спустя несколько лет произвело на нее такое же действие. Ее сердце отныне оказалось закрыто для всех.

Вот в чем заключалась истинная причина ее одиночества.

Это был затянувшийся акт покаяния, молчаливого, тайного, безропотного.

Единственным доверенным лицом этой страждущей души был монсеньор Колетти. Только ему она открыла свои прегрешения, только он понял ее молчаливое страдание.

Дабы стало понятно, что она дошла до последней черты безразличия, нам будет достаточно поведать нашим читателям, что она лишь внутренне содрогнулась, узнав о браке дочери с графом Раптом, но даже не попыталась оспаривать доводы, приводимые им в оправдание этого чудовищного преступления.

В ее смирении было нечто от свойственной мусульманам обреченности.

С этой минуты она, не говоря ни слова, не издав ни единого жалобного стона, стала чахнуть с каждым днем. Она почувствовала приближение смерти, и мысль о близкой кончине заставила ее вспомнить о прожитых годах.

Она предавалась воспоминаниям прошлого, когда маршал де Ламот-Тудан отказал от дома монсеньеру Колетти. Княгиня была еще совсем молодой, а ее прекрасные черные волосы стали совсем седыми; ее лоб, щеки, подбородок все ее лицо было так же бело, что и волосы, и напоминало предсмертную маску.

Не слыша ее жалоб, никто о ней не беспокоился, если не считать Регину, дважды посылавшую к ней своего врача. Однако княгиня упрямо отказывалась его принимать. Что за недуг ее снедал? Никто никогда об этом не говорил, так как никому это было не ведомо. Воспользуемся для его обозначения словом хотя и из разговорного языка, но очень выразительным: княгиня сохла.

Она была похожа на африканскую пальму, которая постепенно чахнет за неимением живительной влаги или свежего воздуха.

Пребывая в таком состоянии, княгиня Рина, казалось, уже не принадлежала земле, и хотела она только одного: умереть спокойно.

Но маркиза де Латурнель или, точнее, его преосвященство Колетти решили иначе.

После того как пре,лат был изгнан из особняка ЛамотГуданов и оказался вынужден предложить себе замену - монсеньор Колетти по примеру парфян пускал, отступая, стрелу, - маркиза явилась к княгине в сопровождении аббата Букмона.

Г-жа де Ламот-Гудан трижды отказывалась ее принять, оправдываясь тем, что не хочет прерывать молитву. Но маркиза была не из тех, кто отступает без боя. Указав аббату на кресло и усаживаясь сама, она сказала камеристке:

- Хорошо, я подожду, пока она освободится.

Несчастной княгине пришлось в конце концов принять маркизу и ее спутника.

- Я пришла сообщить вам печальные известие, - начала маркиза жалобным тоном.

Княгиня, полулежавшая в кресле, даже не повернула головы.

Маркиза продолжала:

- Должно быть, эта весть вас огорчит, дорогая сестра.

Княгиня не двинулась.

- Его преосвященство Колетти покидает Францию, - тянула свое огорченная маркиза, - он отправляется в Китай.

Княгиня встретила это печальное известие так же невозмутимо, словно услышала от первого встречного: "Погода скоро изменится".

- Я думаю, вы разделяете скорбь всех истинно верующих, узнав, что этот святой человек покидает нас, возможно навсегда.

Ведь в этой дикой стране он каждую секунду будет рисковать жизнью.

Княгиня молчала. Она лишь качнула головой, но уж очень равнодушно.

- В своей отеческой заботе, - продолжала маркиза, ничуть не смущаясь, его преосвященство Колетти подумал, что вам будет, как никогда, нужна его поддержка, что ее-то как раз вам и будет недоставать.

В это мгновение княгиня взялась за четки и стала перебирать их в лихорадочном возбуждении. Казалось, она хотела переложить нетерпение, вызванное этим разговором, на первый попавшийся под руку предмет.

- Монсеньер Коллетти, - бесстрашно продолжала маркиза де Латурнель, сам выбрал того, кто должен его сменить. Имею честь представить вам господина аббата Букмона, который во всех отношениях является достойным преемником покидающего нас святого человека.

Аббат Букмон встал и угодливо поклонился княгине, однако труд его был напрасен: безразличная ко всему черкешенка лишь в другой раз покачала головой.

Маркиза взглянула на своего спутника и кивнула на княгиню с таким видом, словно хотела сказать: "Только посмотрите на эту идиотку!"

Аббат возвел к небу очи, словно отвечая: "Да сжалится над нею Господь!" - после чего снова сел, полагая, что ни к чему стоять, раз княгиня этого все равно не видит.

Зато маркиза покраснела от нетерпения, она шагнула к оттманке и, сев в ногах у княгини, заглянула ей в лицо.

Затем она поманила пальцем аббата Букмона, тот снова встал и подошел к ней.

- Вот, - проговорила г-жа де Латурнель и подтолкнула священника к оттоманке, - это господин аббат Букмон, соблаговолите ответить, согласны ли вы на то, чтобы он стал вашим исповедником?