— Я хочу покинуть Париж, — ответила Сюзанна. — И
— Где бы вы ни находились, Сюзанна, вам неизменно будет выплачиваться ваше содержание. На этот счет можете быть совершенно спокойны.
— Нет, — с сомнением покачала головой Сюзанна. — Мне необходимо иметь все деньги при себе. Я хочу их увезти, чтобы никто не знал о том, какое место я выбрала своим прибежищем.
— Если я вас правильно понимаю, Сюзанна, вы просите весь свой капитал, то есть миллион?
— Вы ведь, кажется, сами сказали, что эти деньги находятся у господина Баратто?
— И готов это подтвердить, Сюзанна. Когда вы хотите получить деньги?
— Как можно раньше.
— Когда вы намерены ехать?
— Я бы уехала сегодня же, если бы это было возможно.
— Сегодня вы уже не успеете получить деньги.
— Сколько для этого необходимо времени?
— Сутки, не больше.
— Значит, завтра в это время, — спросила мадемуазель де Вальженез, и ее глаза засветились счастьем, — я смогу уехать с миллионом в кармане?
— Завтра в это время.
— О Конрад! — воскликнула Сюзанна в порыве счастья. — Почему мы не встретились в другое время! Какой бы женщиной я стала в ваших руках! Какой горячей любовью окружила бы я вас!
— Прощайте, кузина! — Сальватор не в силах был слушать далее. — Да простит вам Господь зло, которое вы причинили, да хранит он вас от зла, которое вы, возможно, намерены причинить.
Мадемуазель де Вальженез невольно вздрогнула.
— Прощайте, Конрад, — сказала она, не смея поднять на него глаза. — Желаю вам счастья: вы вполне заслуживаете его. Что бы ни случилось, я никогда не забуду, что за четверть часа, проведенные в вашем обществе, я снова стала честной и доброй.
Сальватор поклонился мадемуазель де Вальженез и отправился, как мы сказали в начале этой главы, к Камиллу де Розану.
— Сударь! — начал он, едва завидев американца. — Мне передали дома вашу карточку, и я, как только освободился, пришел узнать, чему обязан вашим визитом.
— Сударь! — отозвался Камилл. — Вас действительно зовут Конрад де Вальженез?
— Да, сударь.
— Вы, значит, приходитесь кузеном мадемуазель де Вальженез?
— Это так.
— Единственной целью моего визита было узнать от вас, единственного, насколько я слышал, законного наследника, о ваших намерениях в отношении мадемуазель Сюзанны.
— Я с удовольствием вам отвечу, сударь. Но прежде я хотел бы знать, на каком основании вы задаете мне этот вопрос. Вы ведете дела моей кузины, вы ее адвокат или советник? Что вас интересует? Ее права или мои чувства?
— И то и другое.
— В таком случае, сударь, вы ее родственник и ведете ее дела?
— Ни то ни другое. Я был близким другом Лоредана и считаю, что этого вполне достаточно, чтобы справиться о судьбе его сестры, ставшей отныне сиротой.
— Очень хорошо, сударь… Вы были другом господина де Вальженеза. Тогда почему вы обращаетесь ко мне, его смертельному врагу?
— Потому что я не знаю других его родственников, кроме вас.
— Значит, вы взываете к моему милосердию?
— Да, к вашему милосердию, если угодно.
— В таком случае, сударь, почему вы говорите со мной в подобном тоне? Почему вы так возбуждены, взволнованы, нервны? Тот, кто исполняет лишь свой долг, как вы в данную минуту, не смущается, как вы сейчас. Добрые дела совершаются спокойно. Что же с вами такое, сударь?
— Мы здесь встретились не затем, чтобы обсуждать мой характер.
— Безусловно, однако мы обсуждаем интересы лица, которое отсутствует. И делать это надлежит спокойно. Итак, в двух словах: о чем вы изволите спрашивать?
— Я вас спрашиваю, — перешел Камилл на резкий тон, — что вы намерены предпринять по отношению к мадемуазель де Вальженез?
— Имею честь вам заметить, сударь, что это наше дело — мое и кузины.
— Иными словами, вы отказываетесь отвечать на мой вопрос?
— Да, отказываюсь, хотя бы просто потому, что не хочу этого говорить.
— Поскольку я говорю от имени брата мадемуазель Сюзанны, я считаю ваш отказ бессердечным.
— Чего же вы хотите, сударь! Мое сердце сделано не из того же материала, что ваше.
— Я, сударь, откровенно изложил бы свою мысль, и если бы меня спросил мой друг, я не оставил бы его в неизвестности относительно судьбы несчастной сироты.
— Почему же, сударь, вы оставили в неизвестности Коломбана относительно судьбы несчастной Кармелиты? — сурово заметил Сальватор.
Американец побледнел и вздрогнул; он попытался уколоть собеседника, а получил настоящую пощечину.
— Каждый встречный будет бросать мне в лицо имя Коломбана! — в бешенстве вскричал он. — Ладно! Вы заплатите за всех, — продолжал он, угрожающе посмотрев на Сальватора. — Вы мне ответите!
Сальватор усмехнулся, как, должно быть, усмехается дуб, глядя на волнующийся тростник.
— Даст Бог, я вам отвечу! — прошептал он с гадливым видом, намекая на вызывающее поведение Камилла.