Сальватор. Части 3, 4

Сальватор посмотрел на него. Старик побледнел, его лицо покрылось холодной испариной, глаза закрылись, губы побелели. Молодой человек подхватил его, словно ребенка, на руки и пошел в конец аллеи, где княжна Регина, склонив голову и скрестив на груди руки, ждала, чем кончится эта печальная прогулка.

— Княжна! — сказал Сальватор. — Жизнь маршала в опасности. Проводите меня в его апартаменты.

Они направились к флигелю, где находились комнаты маршала, вошли в спальню и уложили его на диван. Старик был без сознания.

Регина попыталась привести его в чувство, но безуспешно.

Сальватор позвонил камердинеру — тоже тщетно. Как мы уже говорили выше, прислуга спала глубоким сном после ночи, проведенной накануне в хлопотах.

— Пойду разбужу Нанон, — решила княжна.

— Сначала зайдите к себе, сударыня, и принесите соли и уксус, — сказал Сальватор.

Княжна поспешно вышла. Вернувшись с флаконами в руках, она застала Сальватора беседующим с маршалом: благодаря растираниям молодому человеку удалось привести того в чувство.

— Подойдите, — с трудом выговаривая слова, сказал г-н де Ламот-Удан, едва увидев княжну. — Простите, что я был с вами слишком суров, даже жесток. Простите меня, дитя мое. Я так несчастен! Поцелуйте меня!

— Отец! — по привычке назвала его княжна. — Я посвящу свою жизнь тому, чтобы вы забыли о своих страданиях.

— Тебе не придется долго этим заниматься, бедная девочка! — покачал головой маршал. — Как видишь, мне осталось жить всего несколько часов.

— Не говорите так, отец! — вскричала молодая женщина.

Сальватор многозначительно на нее посмотрел, словно хотел сказать: "Оставьте всякую надежду".

Регина вздрогнула и опустила голову, чтобы скрыть брызнувшие из ее глаз слезы.

Старик знаком приказал Сальватору подойти ближе, потому что зрение его начинало слабеть.

— Дайте мне все необходимое для письма, — попросил он едва слышно.

Молодой человек придвинул к постели стол, вынул из бумажника листок, обмакнул перо в чернила и подал маршалу.

Перед тем как взяться за перо, г-н де Ламот-Удан повернулся к княжне и, глядя на нее с бесконечной нежностью, спросил отеческим тоном:

— Ты, конечно, девочка моя, любишь того молодого человека, которому граф Рапт готовил западню?

— Да, — сквозь слезы ответила княжна и покраснела.

— Благословляю тебя! Будь счастлива, дочь моя.

Он обернулся к Сальватору и протянул ему руку:

— Вы рисковали жизнью, спасая друга… Вы достойный сын своего отца. Примите благодарность честного человека!

Маршал вдруг побагровел, его глаза налились кровью.

— Скорее, скорее, — приказал он. — Бумагу!

Сальватор поднес его руку к листу бумаги.

Господин де Ламот-Удан наклонился к столу и написал твердой рукой, что было совершенно неожиданно, учитывая его состояние, следующие строки:

"Прошу никого не винить в смерти графа Ранта. Он убит мною сегодня вечером, в десять часов, за оскорбление, которое я заставил его искупить.

Подписано: маршал де Ламот-Удан".

Казалось, смерть словно только и ждала этого последнего великодушного деяния от благородного человека, после чего завладела им целиком.

Едва дописав до конца, маршал вдруг поднялся, будто подброшенный пружиной, пронзительно вскрикнул и рухнул на диван, сраженный апоплексическим ударом!

На следующий день во всех правительственных газетах сообщалось о том, что маршал не смог пережить жену.

Их похоронили в один день на одном кладбище и в одном склепе.

Что же касается г-на Рапта, то, в соответствии с прошением маршала де Ламот-Удана на имя короля, прилагавшимся к его завещанию, тело графа было отправлено в Венгрию и погребено в деревне Рапт, где граф родился и взял себе имя.

XXVI РАЗМЫШЛЕНИЯ ГОСПОДИНА ЖАКАЛЯ

Можете считать наше мнение парадоксальным, но мы утверждаем: лучшее правительство — то, которое сможет обойтись без министров.

Люди нашего возраста, свидетели политической борьбы и министерских интриг конца 1827 года, если только они помнят о последних вздохах Реставрации, разделят наше мнение. Мы в этом не сомневаемся.

После временного кабинета министров, куда входили г-н маршал де Ламот-Удан и г-н де Маранд, король поручил г-ну де Шабролю составить постоянный кабинет.

Узнав 26 декабря из газет, что г-н де Шаброль отправляется в Бретань, все решили, что кабинет составлен, и с тревогой стали ожидать, когда эту новость опубликуют в "Монитёре". Мы говорим "с тревогой", так как со времени беспорядков 19–20 ноября весь Париж находился в оцепенении, и падение ненавидимого всеми кабинета Виллеля, хотя и было встречено с удовлетворением, не могло ни заставить забыть о прошлом, ни предвещать лучшее будущее. Все партии взволновались, и только что возникла новая партия, заранее призывающая герцога Орлеанского стать опекуном Франции и таким образом спасти королевскую власть от неминуемой опасности.