Сам себе Тарантина (сборник)

Нет ничего хуже, чем когда ломают кайф.

– Микки, урод, очнись! Микки! – орал в ухо покойный отец.

Если я не просыпался, он стаскивал меня с кровати за ногу так резко, что я бился головой об пол. А потом мог ещё и пнуть ногой в бок для более быстрого пробуждения. С добрым утром, сынок. Сегодня отличный денёк для того, чтобы сходить в школу.

Гори в аду!

– Мик! Да очнись же ты, тупой ублюдок!

Голос схватил меня за волосы и тащил из моих галлюцинаций в реальность, с трудом протаскивая через узкую зловонную прямую кишку, поросшую полипами. Я сопротивлялся, пытаясь цепляться ногтями за стенки, но они были омерзительно скользкими. И вот свет в конце тоннеля. Меня вышвырнуло на диван, и я открыл глаза.

Надо мной стоял мёртвый ниггер в костюме охотника сафари, в высоких ботинках и с пробковым шлемом на голове.

– Что тебе?

Я ещё не понимал, что происходит, где я, и какого чёрта меня тормошить.

– Мик, что ты творишь? Ты с ума сошёл?

– В чём дело?

Память возвращалась медленно, и первым появилось гадкое чувство, что я сильно налажал. Настолько сильно, что это уже непоправимо.

– Нашёл время ширяться. Поднимай задницу и вали отсюда. Тебя ищет вся полиция штата.

– Зачем?

Три трупа в отеле, четвёртый, выряженный белым колониалистом, орёт в ухо, миллион в аэропорту. И тысячи копов берут след, бегут, уткнувшись носом в асфальт, словно охотничьи псы. Мать твою! Я вскочил с дивана. Куртка валялась на полу. Деньги среди мусора на журнальном столике. Ключи в кармане. Фух!

Подбежал к окну и увидел, как из старого «Форда» цвета гнилой морковки выходит Джек Понтела, самый «плохой» полицейский в городе. Такой плохой, что лучше даже не знать его имени. Он не брезговал ничем. Он делал деньги из воздуха. Ему платили половина дилеров и сутенёров города. Его три раза пытались пристрелить, но безуспешно, и он стал ещё злее и наглее. Я стакивался с ним несколько раз, но так как взять с меня было нечего, он отпускал меня до лучших времён. Вот они и настали, лучшие времена.

Джек остановился у входа и поднял голову, разглядывая окна. Я отпрянул, схватил куртку, деньги и бросился к двери.

Сейчас он разговаривал с Мамочкой Сью.

«Да, я видела, как он заходил, и не видела, чтобы выходил. А что случилось? Третий этаж. Не за что, сэр»

У меня всего пара минут, пока он поднимет свою задницу на третий этаж. До лестницы я добежать не успею. Прыгать в окно и лежать на тротуаре со сломанными лодыжками не хотелось. Я выскочил из комнаты и постучал в дверь напротив.

– Никого нет. Проваливайте, кто бы там ни был!

Она дома! Мэгги, открой же. Я заколотил кулаками.

– Идите в жопу, у меня не приёмный день!

– Мэг, открой! – сказал я, пытаясь не сильно кричать.

– Я занята.

– Мэг, пожалуйста.

Щёлкнул замок, и в дверном проёме появилась блондинка с халате, с растрёпанной причёской.

– Пожалуйста? Чёрт, я сто лет не слышала этого слова. Что надо, Мик?

Времени объяснять не было, и я достал из кармана деньги и сунул ей под нос.

Она без вопросов отступила и пустила меня внутрь.

– Закрой, быстрее!

Мэг захлопнула дверь и недовольно уставилась на меня.

– Микки, я думала, мы всё уже выяснили.

У нас пару лет назад был соседский роман. Она только въехала в дом, набитый всякими цветными и белыми придурками. И я взял её под своё крылышко. Даже дрался пару раз с непонятливыми чуваками, чтобы объяснить им, как общаться с леди. Мы весело проводили время. Я вёл себя, как истинный джентльмен: платил за пиво, снабжал косяками, готовил кофе и карри. Даже купил пару шмоток и несколько безделушек. Страсть длилась месяца три, пока я не предложил ей попробовать героин. Она покуривала траву, к таблеткам относилась скептически. Но поняв, что я могу подсадить её на тяжёлое, послала меня подальше. И сколько я не пытался вернуть её, она даже разговаривать со мной не хотела. Потом связалась с Костелло, и ходила в синяках, пока его не пристрелили, когда он грабил заправку.

Сталкиваясь нос к носу в коридоре, мы только здоровались кивками, и ни разу друг у друга не спросили, как дела.

Я приложил палец к губам, чтобы она говорила потише, и протянул ей половину банкнот.

– Ни фига себе! Ты что, грабанул кого-то?

– Тише, пожалуйста, мне нужна помощь. Это за то, что я пересижу у тебя часок.

Она взяла деньги. Огромная сумма для нашего района.

– Ладно. Посмотрим телевизор? У меня есть кофе.

– Как скажешь. Только, прошу тебя, тише. Меня ищут копы.

– Не сомневалась, что до этого дойдёт, – Мэг перешла на шепот.

Как только я сел в кресло, раздался стук в дверь. В дверь моей квартиры.

– Микки Эдсон, открывай, полиция. Открой, сраный торчок, или я вынесу дверь.

Мне хотелось впитаться в обивку дивана, превратиться в потёртый кожзаменитель. Я снял с ключей ярлыки с номерами ячеек. Ключи бросил на комод, а брелоки за кресло. Предварительно запомнив цифры. Сто двенадцать и сто тринадцать. Сто тринадцать я точно не забуду. Это число было сегодня главным числом дня.

– Считаю до трёх! Раз.

Удар ногой в дверь. Джек был тот ещё боров. В молодости выступал на ринге, довольно успешно. Но потом ему что-то отшибли, и из спорта пришлось уйти. Сейчас он заплыл, но под слоем жира находилась машина смерти. Говорят, его правый джеб без вопросов уносит в глубокий нокаут даже самых крепких парней.

– Два, сукин сын! Лучше открой сам!

Удар! Хоть бы ты ногу подвернул, сволочь!

– И три.

Он таки выбил дверь.

– Где ты, Микки?

Джек орал на весь дом с разочарованием и растерянностью в голосе, проклинал меня и топал ногами.

– Закройтесь в своих норах, – крикнул он кому-то любопытному, высунувшему нос из двери.

– Вонючий педик, я всё равно найду тебя!

– Ты педик? – прошептала Мэг.

– Тебе-то что?

И тут в дверь Мэгги постучали.

Мэг вопросительно посмотрела на меня.

– Откройте, полиция!

Я на цыпочках добрался до двери и стал так, чтобы меня не было видно, когда дверь откроют. Дал сигнал Мэгги, чтобы открыла. Всё равно этот придурок не успокоится, и начнёт вышибать двери во всём доме.

– Сейчас, что вы там расшумелись? – крикнула Мэг и пошла открывать.

– Мэм, вы не видели сегодня Мика Эдсона из квартиры напротив?

– В гробу я его видела. И не только сегодня.

– Может, слышали, был он дома или нет?

– Я ничего не слышала. И не видела. Я не слежу за соседями. Тем более такими, как Мик.

– Могу я зайти?

Мошонка у меня от страха поджалась так, что я думал, яйца просто расплющатся.

– Сэр, если у вас есть ордер, то можете, если нет – проваливайте ко всем чертям.

– Вы чего-то боитесь?

– Да, я боюсь маньяков с фальшивыми полицейскими значками. Проваливайте.

Она попыталась закрыть дверь, но вместо этого влетела в комнату, будто выпущенная из пушки, свалила журнальный столик и, не долетев до дивана, упала на бок.

– Сучка, у меня сейчас плохое настроение. Он вошёл в комнату. Я видел мощную шею, могучую спину, и короткую стрижку на затылке. Если бы у меня была пушка, я бы расшвырял его мозги по всей комнате, но голыми руками его не одолеть. Поэтому стоял в оцепенении, и ждал, когда этот удав обнаружит меня и сожрёт.

Мэгги пыталась отползти дальше, но ей мешал диван, и она с мольбой посмотрела на меня. На левой скуле наливался синяк, а разбитая губа опухала на глазах и сочилась кровью.

Джек поймал её взгляд, обернулся и улыбнулся, увидев меня.

– Малыш Микки, я как раз тебя ищу.

Он закрыл дверь, а я так и стоял, онемев и не зная, что делать.

– У меня к тебе разговор. Для начала подними руки, чтобы я видел.

Я подчинился и получил удар в живот такой силы, что показалось, внутренности лопнули все разом. Я согнулся пополам и упал на колени, уткнувшись лбом в пол. Он задрал мне куртку, проверив, нет ли за поясом пушки.

– Вот так будет лучше. Зашёл перепихнуться к подружке? Прости, что помешал. Я не думал, что ты настолько тупой. Это сюрприз для меня. Думаю, тебе трудно говорить, так что пока слушай, а когда я попрошу, просто ответишь на несколько вопросов. Окей?

Я даже кивнуть не мог в ответ, так меня скрутило, а изнутри пожирало адское пламя.

– Вот и хорошо. Мик, знаешь, чем я отличаюсь от остальных копов? Я работаю с людьми, помню лица и имена, в моей голове архив на тысячи таких подонков, как ты. Поэтому я приехал первым. Видишь, пока там умники пытаются узнать, кто же этот чувак, который засветился на камерах видеонаблюдения, я уже здесь. И у меня очень мало времени. Два вопроса – где пушка и что в сумках?

Он наставил на меня ствол.

– Давай, открывай рот и извлекай звуки. Если в течение трёх минут я не получу ответы, то пристрелю тебя и твою подружку. А за это получу отпуск, премию и повышение. Второй вариант – ты всё рассказываешь, я даю тебе фору – можешь прямо сейчас смотаться отсюда. Итак?

– Какие сумки? Какой пистолет? Какие камеры? Джек, ты же знаешь меня…

– Хорошо. Сделаем так – ты сейчас поедешь со мной. А то тут полицейских будет больше, чем местных жителей и всё мне испортят. Я отвезу тебя в гараж, где буду отрезать от тебя по кусочку, пока ты не признаешься, а потом пристрелю, и меня покажут по телеку, как героя. Вставай! А я пока разберусь с твоей подружкой. Повешу на тебя ещё один труп. Тебе же всё равно.

Он повернулся к Мэг. Та уже взобралась на диван, и сидела с видом загнанной в угол кошки. Понтела пошёл к ней, увидел на тумбочке деньги.

– Неплохо.

Взял пачку, сунул в карман, схватил телефонный аппарат и вырвал шнур с трубкой.

Мэгги побледнела и забилась в угол дивана.

– Джек, – крикнул я. – Я всё скажу.

Ничего он не получит. Я навру ему и буду тянуть время, пока не приедут копы. Мне всё равно конец. Он прикончит меня в любом случае. Но может, Мэгги повезёт.

– В сумках миллион баков. Даже больше. Сумки на вокзале в камере хранения. Ключи у меня в комнате. Забирай и уходи. Не трогай её. Она ничего никому не скажет.

Джек онемел от упоминания шести нолей.

– Мальчик мой, это правда?

– Правда.

– Ну, пойдём за ключами.

Он схватил меня за воротник, и потащил. Я попытался встать, но ноги не успевали. Куртка задралась, и я почти выскользнул из неё. Понтела схватил за руку, помогая встать. Жидкие засаленные волосы растрепались, обнажив начинающуюся плешь. В его поросячьих глазках горели алчность и азарт.

– Вставай, мудак! Времени у нас очень мало.

Я увидел, что Мэг встаёт с дивана. Джек не видел её, он был слишком занят мной. Он склонился, вцепившись в рукав.

Мэгги в один прыжок оказалась возле нас. Я не знал, что у неё на уме, но вырвался и обхватил детектива за ноги. И тут же он выгнулся назад, высоко задрав голову, словно у него затекла шея. Из уголков рта потекла кровь. Я держал крепко, вцепившись в его икры, словно никогда не хотел с ними расставаться. Пистолет выпал из руки. Джек снова попытался вырваться, но потерял равновесие, рухнул на дверной косяк и стёк на пол. Я всё ещё держал ноги, дёргающиеся в агонии. Мэгги стояла над нами, с бешеным блеском в глазах, держа в руке окровавленный нож.

– Сука, это мои деньги! – она полезла к нему в карман и достала купюры, стараясь не вступить в растекающуюся лужу крови.

Я, наконец, отпустил притихшего детектива и встал на ноги. Живот горел огнём, голова раскалывалась. Меня стошнило прямо на Понтелу, самого «плохого» полицейского в городе. Только теперь он уже был хорошим, потому что мёртвым.

– Где ты взялся на мою голову, Микки? – спросила Мэг.

Я не мог говорить. Я не хотел с ней разговаривать. У меня не было сил. Только протянул руку, чтобы она отдала нож.

– Нет.

– Дай нож, дура. Пусть списывают всё на меня. Мне уже всё равно. Одним больше – одним меньше.

Она отдала нож, руки её дрожали так, будто жили своей жизнью. Жизнью дорожного рабочего с отбойным молотком. Я вытер лезвие об костюм Джека. Потискал рукоятку, чтобы остались отпечатки, и бросил на пол. Ничего уже не хотелось. Ни миллионов, ни миллиардов. После размеренных будней наркомана такие гонки износили меня до предела. Мозги отказывались соображать, тело – двигаться.

– Ты чего стоишь? – Спросила Мэг.

– А что?

– Давай, сматывайся, пока фараонов нет.

– Бесполезно. У тебя есть сигарета?

– Мик, это правда про миллион?

Я кивнул.

– Это не шутка?

– Две сумки мелкими купюрами. Только толку от них?

– Что же ты сидишь, придурок? Давай, мотай отсюда.

– Всё суета. Всё равно далеко не уйду. Мне даже пересидеть негде.

– Жди меня на заброшенной фабрике. Я заеду за тобой. У меня есть, где пересидеть.

– Зачем тебе этот головняк? Неужели ты меня ещё…

– Мик, не льсти себе. Я влюбилась в твой миллион с первого его упоминания. Найди там место, откуда видно площадку. Я буду там, если меня не арестуют. Беги, беги же!

Я поднял пистолет Джека. Что-то везёт мне сегодня на чужое оружие. Забрал с комода ключи. Даже выковырял из-за кресла брелоки. Копы тут всё перероют, и будут задавать вопросы, на которые у Мэгги нет ответов.

Бежать я не мог. На гнущихся ногах спустился вниз.

– Микки, там к тебе легавый приходил. Нашёл тебя?

– Да, я его убил на хер.

– Молодец, – улыбнулась Сью, даже не подозревая, что я не шучу.

Я шёл самыми глухими улочками, стараясь обходить фонари, и прислушивался, не воют ли полицейские сирены. Как заяц, путал след. По пути затарился наркотой у Горбатого Смока, на случай, если ждать придётся долго. Купил сигарет, бутылку рома и печенье.

Меня, кажется, никто не искал. Мимо проехала полицейская машина, но явно по своим делам, скорее всего за пиццей или пончиками.

Казалось, что ничего и не было. Просто хороший вечер. И что мне ещё нужно? Всё необходимое для счастья есть – горсть таблеток, три «веса» героина, шприц, выпивка, курево и печеньки. Неужели для этого нужен миллион? Для этого нужно только совсем немного пошевелиться. Не напрягаясь и не рискуя. А что теперь? Будущее моё выглядело очень размыто, скорее всего, у меня нет будущего.

Трое типов перегородили мне дорогу, но посмотрев на меня поближе, расступились. Не знаю, что они увидели во мне такого? Но я скажу, что они поступили правильно. Я без раздумий пристрелил бы их всех. Просто для того, чтобы не обходить.

Добравшись до фабрики, я поднялся на верхний этаж административного корпуса. Выбрал кабинет с целыми стёклами в окнах. Снял в соседнем кабинете дверь и бросил на пол, чтобы не сидеть на холодном линолеуме. Уже совсем стемнело. И похолодало. Я забился в угол, как испуганная крыса, проглотил несколько пилюль, залил их ромом, закурил.

Вдруг в полумраке прямо из воздуха появился силуэт. Я даже не дёрнулся. Я знал кто это.

– Привет, Микки.

– Если бы ты не был покойником… – начал я, но он перебил:

– Ты бы выстрелил мне в голову, знаю.

Что я мог ему на это ответить?

– Мик, ты крепко облажался. Мастерски. Ты бы получил гран-при на конкурсе мудаков.

– Что тебе нужно от меня?

– Не нужно так со мной разговаривать. Я сделал тебя богатым. И знаменитым! – хихикнул ходячий труп.

Я не видел его лица. Только белки глаз и зубы выделялись в темноте неестественно ярко. Меня охватил ужас. Я дофантазировал образ, и увидел злобное мёртвое лицо, со следами разложения, впавший нос и трупных червей, выпадающих изо рта с каждым словом, мутный застывший взгляд, гнилые дёсна и синий вздувшийся язык. Хищные когти на руках, гноящаяся рана во лбу и остатки мозга, вытекающие из развороченного затылка. И он… он хочет моей плоти, тянет время, наслаждаясь моим страхом, чтобы кровь приобрела тёрпкий привкус адреналина. Ммм, вкусняшка, деликатес для проголодавшегося зомби. Для неприкаянного демона, жаждущего мести. Когда он появлялся при свете дня, то не пугал меня. В наркотическом угаре я принимал его за героя галлюцинаций, пусть даже за призрака, почему нет? Вокруг постоянно говорят о полтергейстах, связи с потусторонним миром, привидениях и фантомах. Но только в третьесортных ужастиках они убивают, доводят до психушки и пытаются превратить жизнь героев в кошмар. А в жизни мне не попадался ни один знакомый, ни один знакомый знакомого, или даже знакомый знакомого знакомого, пострадавший от рук потусторонних сил. Или хотя бы получивший от призрака подзатыльник.

Но сейчас, в темноте заброшенного здания, холодного и сырого, в котором эхо и тени живут своей жизнью, оказаться один на один с говорящим мертвецом – не лучшее времяпрепровождение. Я накручивал себя всё больше, придумывая самые жуткие подробности, и почувствовал, как шевелятся волосы и мурашки покрыли лицо, как немеют конечности, а в горле пересохло до такой степени, что я почти не мог дышать. Я забился в угол и мечтал только об одном, чтобы это поскорей закончилось, и я отключился в спасительном обмороке, а там пусть делает со мной, что хочет.

– Мик, что с тобой? – он сделал пару шагов ко мне и остановился. Он стал ближе. В воздухе повис сладковато-тошнотворный запах мертвечины. Или это я его придумал, не знаю.

– Послушай, парень, ты не мог бы прийти утром? Мне так привычнее.

– Дружище, ты что, боишься меня?

– Да я сейчас наваляю полные штаны с перепугу. Конечно, боюсь!

– Правильно делаешь.

Хищная улыбка, конечно же, потому что во мраке сверкнули зубы.

– Что ты прицепился ко мне? Уходи.

– Конечно, уйду. Просто хотел поблагодарить за хорошую жатву. Четыре трупа. Не уверен, что ты получишь теперь мороженое на десерт. Разве что, если я походатайствую. Мне не трудно. Мы же друзья? Мы друзья, Мик?

– Да, конечно, – запишу его в приятели, чтобы только он побыстрее свалил. – А эти четверо тоже будут приходить ко мне?

– Не думаю. Они уже бродят по зелёным лужайкам, гладят гривы золотым львам и читают Библию, прославляя имя Господне. Или горят в аду.

– А что же ты задержался?

– Остались у меня незавершённые дела. А ещё, чувак, у меня охрененный бонус: моя прабабка была почтенной мамбо на Гаити. Она одинаково общалась с мёртвыми и живыми, с Бароном Самеди болтала, вот как я с тобой. И ей всё равно было: она что живого могла в могилу загнать, что мёртвого из могилы позвать. Бабка была чёрным бокором, и когда семья перебралась в Луизиану, к ней сходились за помощью и советом со всего штата. А некоторые и из более дальних мест. Даже после того, как её вздёрнули на болотном кипарисе белые кажуны, а тело скормили аллигаторам, паломничество не прекратилось. И после смерти она творила чудеса. Мать перебралась сюда, на север. И поверь мне, она достойна своих предков. Она не так популярна, как бабка, но клиентов хватает. Так что, с тем светом у нас свои отношения.

Он говорил спокойно и негромко, в голосе его не слышалось агрессии, и я стал успокаиваться, а может, начали цеплять «колёса».

– Вот такая история, Микки. Никто к тебе, кроме меня, не придёт. Так что, не переживай, всем убитым глубоко начхать на тебя. Как и живым. Только я забочусь о тебе.

– Заботишься? Я уже ходячий труп, почти, как и ты. Только живой. И до миллионов вряд ли доберусь. Позаботился он. Мамбо-джамбо, что ещё за хрень? Это что-то из вуду? Мне, конечно, интересна история твоей семьи, но моя судьба намного ближе. Что скажешь? Ты же видишь будущее?

– Тебе не понравится. Так что, лучше тебе не знать.

– Слушай, ниггер, зачем ты пришёл сюда? Я думал, что мы уже всё выяснили. Теперь просто отстань от меня. Тебе нужны деньги? Давай, поделим. Поставишь себе офигенный надгробный камень из горного хрусталя. Кстати, как прошли твои похороны?

– Я не был. Не хотел расстраиваться. Мне не нужны деньги. У меня к тебе просьба. Сходи к моей матери и скажи, что у меня всё хорошо.

«Колёса» докатились, наконец, до моих мозгов. Глаза привыкли к темноте, и я уже мог разглядеть собеседника. Ничего в нём ужасного не было. Обычный мёртвый негр.

– Конечно, схожу, о чём речь? Скажу, миссис Как-Вас-Там, это я замочил вашего сына. Случайно. Но вы не переживайте, у вашего сына всё зашибись. У него нет половины головы, ему очень удобно в гробу, только немного пованивает формальдегидом, а так – всё отлично. Черви уже приступили к трапезе. Ты с ума сошёл?

– Можешь ничего не говорить. Она сама всё поймёт. Если честно, мне тут уже надоело, но я не могу идти дальше, пока ты не будешь прощён. Я тебя давно простил, а вот моя мама…

– Ну, ладно. Не вопрос. Если меня не пристрелят до того. Куда ехать-то?

Он назвал адрес.

– Пятнадцатая улица? Срань! Я там ни разу не был. Говорят, что оттуда ещё ни один белый не вернулся. Шаманство, каннибализм, сафари. Даже можно встретить зебру, жирафов и носорогов. Ходят слухи, что дядюшка Хэм написал там «Зелёные холмы Африки».

– Кроме носорогов, всё остальное – правда. Сделай это для меня.

– Ладно, старик. И я тебя больше не увижу?

– Кто знает, кто знает. Аста ла виста, бейби.

И он исчез, как лопнувший мыльный пузырь.

Мне даже стало как-то одиноко. Во всяком случае, не самый худший собеседник. Не грузит историями из жизни, не хвастается, сколько тёлок попортил, и каким крутым бы он был, если бы не был мудаком. Нормальный чувак, жаль, что я его завалил.

Колёса меня взбодрили, но я слишком устал, чтобы танцевать одному в пыльном тёмном холодном помещении, тем более, совершенно без музыки. Я уселся на снятую дверь, прислонившись спиной к холодной стене, и принялся мечтать о богатой свободной жизни. Возможно, даже с Мэг. А что, она мне нравилась. Да и сейчас она решилась помочь не просто так. Я то проваливался в забытьё, то просыпался от холода. Когда начало светать, нашёл в соседней комнате мешки. Укутавшись в них и немного согревшись, всё-таки смог нормально уснуть, и проспал почти до обеда. Никого не было, никто за мной не заехал. Придётся сгнить здесь, в склепе с ободранной штукатуркой, толстым слоем пыли на полу и грязными до полупрозрачности стёклами.

А организм требовал новой дозы. Я заправил половину, чтобы просто сбить оскомину, но быть в сознании, если Мэг всё-таки появится. На что уже и не надеялся. Я решил, что буду сидеть, пока не кончится наркота, а там будет видно. Потом ноги сами выведут меня до ближайшей точки. Укол меня размазал по полу, я снова провалился в туман и очнулся только когда стемнело. Очнулся от автомобильно сигнала. Подскочил к окну и увидел Мэг, стоящую у открытой двери старенького «Бьюика Регала». Она пристально всматривалась в окна. Она искала меня.

Я крикнул, но она не услышала. Меня охватила паника, что она уедет, не дождавшись, пока я спущусь с третьего этажа. Поэтому я схватил с пола кусок кирпича и бросил в окно. Стёкла пыльными льдинками посыпались вниз.

– Мэгги! Я здесь! – заорал я и замахал руками, высунувшись в окно.

Она помахала в ответ, и я побежал к выходу.