На первых страницах были черно-белые снимки Алены-подростка. Два из них я уже видела в квартире Вячика. Дальше – цветные. Алена на золоченом диване в шикарно обставленной гостиной, волосы у нее еще русые. Она же на Дворцовой площади; в Петродворце у фонтана Самсон. Затем пошли фотографии, запечатлевшие ее на курортах, здесь Алена уже жгучая брюнетка.
– Ваша внучка очень похожа на свою мать, – заметила я.
– Я-то этого не видала, – вздохнула женщина. – Инночка с детства чернявая, в меня была. А Аленушка белобрысая родилась, в Женьку-балбеса. Но подружки мои заметили, что как она волосы перекрасила – вылитая Инночка стала. Видите, на каких она курортах? И в Турции, и в Египте, и в Испании. А вот недавно в Арабские Эмираты ездила. Звонила мне по телефону, рассказывала: будто в раю побывала! Я уж Алену попросила фотографии оставить, хоть сама не вижу. Соседкам показывала, одноклассницы ее тут недавно заходили – обзавидовались девчонки, никто ведь дальше Перми сроду не ездил!
Я закрыла альбом и поднялась.
– Спасибо за чай, Алевтина Юлиановна, приятно было с вами побеседовать.
– А уж мне-то как приятно! – пожилая женщина тоже встала. – Мы ведь, старые люди, любим о своей жизни повспоминать. А тем, кто ко мне приходит, моя жизнь вдоль и поперек известна. Я с удовольствием с вами поговорила. А к собесу у меня никаких претензий нет! И Зиночке благодарность в приказе объявите, она очень ответственный и душевный работник, заботится о стариках от всего сердца.
Распрощавшись с бабушкой Алены, я спустилась по лестнице и вышла во двор.
Давешние старушки все еще сидели на скамейке и дружно обернулись.
– Долго вы у Альки пробыли, – заметила та, что в ботах.
– Алевтина Юлиановна мне про свою внучку рассказывала, чаем напоила. Очень гостеприимная женщина.
– А чего ей гостеприимной-то не быть? Ленка ей каждый месяц такие тыщи шлет…
Ситцевая старушка пихнула в бок фланелевую. Но та не унималась.
– А чего, все знают, по десять тыщ! Мне бы так кто посылал! Уж не иначе валютной проституткой работает в Питере-то, как эта, интердевочка…
Получив очередной тычок, фланелевая старушка обернулась к соседке.
– И Людка Патрогина так говорит, я же не сама выдумала! Она ведь даже подружкам фотографию мужа не показывала, и у Альки в альбоме нету никакого мужа. Точно, проститутка!
– Мань, нехорошо так говорить, тем более Ленка о бабушке вон как заботится!
– А я что говорю? Заботится, тыщи шлет, телевизоры покупает, термос круглосуточный! И Алька тоже не жадная: всегда угостит, а на дни рождения нам с подругой по пятьсот рублей подарила. Купите, говорит, себе сами что хотите. Хотя мы к ней тоже со всей душой: я сколько ей кофт связала, и Ирина, – она кивнула на соседку, – платья ей уже лет двадцать шьет.
– Тяжелая была у Алевтины жизнь, – вступила ситцевая, – слава богу, хоть на старости лет не нуждается.
– А правда, что ее дочь серийный маньяк убил? – поинтересовалась я.
– Маньяк – это точно! – подтвердила фланелевая старушка. – Задушил черной шелковой лентой голую в кровати, а уж что он там с ней до этого делал?.. Говорят, привязал, живого места на ней не было, вся как есть избитая. После этого с год, наверное, девчонки и молодые бабы боялись по вечерам на улицу выходить и одни в доме ночевать, особенно ежели на окраине. Но больше таких случаев в городе не было.
– Черной шелковой лентой? – быстро переспросила я.
– Точно, уж я-то знаю… У меня зять в милиции работает. Они тогда все сатанистов искали. Мода тогда как раз на секты всякие пошла. Вот и думали, что сатанисты у нас объявились, только не нашли никого.
– То есть, так и неизвестно, кто убил Инну?
– Так я говорю: не нашли никого. Ни маньяка, ни секту… Вначале даже зятя Алькиного, Костю, подозревали. Проверили: алиби у него, в Перми был.
– Чего его было подозревать? – встряла ситцевая старушка. – Уж такой парень порядочный! В жене души не чаял, дочку ее как родную воспитывал, Алевтине сколько помогал после смерти Инны!
– А я что говорю! – перебила ее старушка в ботах. – Порядочный, и все равно подозревали.
Я торопливо попрощалась с разговорчивыми бабульками и вышла из двора.
На я улице огляделась по сторонам. Мне надо было переварить полученную информацию, а значит, необходимы чашка кофе и сигарета. Неподалеку от остановки транспорта притулился стеклянный павильончик с вывеской: «Кафе. Шаверма».
Восточного вида усач налил мне кофе и предложил:
– Шаверма будешь? Хычин будешь?
Я отрицательно покачала головой и присела к столику. Интересно, мысленно усмехнулась я, остался хоть кто-нибудь на родине лиц кавказской национальности, если даже в маленьком уральском городке на каждом шагу они торгуют?
Итак, пора подытожить то, что я узнала.
Фамилия жены Вячика, действительно, Кирякова. Как она стала Щербаковой – надо еще выяснять, я не могла придумать, под каким предлогом спросить об этом у ее бабушки. Хотя, скорее всего, это фамилия ее первого мужа.