Самая долгая ночь

Патриция, по-видимому, решила помочь подруге избавиться от мрачных мыслей.

– Мне кажется, она попросту сбежала, – предположила женщина и резко перескочила на другую тему: – Скажи, а чья это машина стоит у тебя перед домом? Та, зеленая?

– Э-э-э… – Нэт напряглась и перевела взгляд на зеленый автомобиль Эсрома. Ей очень не хотелось врать и изворачиваться.

– У тебя ведь была желтая машина?

– Ну да. Это… наша новая машина.

– А куда желтая подевалась?

– Я тебе не рассказывала? Она в автомастерской. Я разбила колесо, и, пока коплю на ремонт, мне по дружбе дали поездить на этой.

– Что же это за подруга, у которой есть лишние машины? Она, что ли, в отпуск уехала?

– Да, – поколебавшись, ответила Нэт.

Патриция пожала плечами:

– Лучше будет, если твою желтую машину отремонтируют до того, как Пол вернется. Если все будет в порядке, вряд ли он сильно разгневается. Он будет так рад видеть тебя и детей, что ничего не скажет о нескольких лишних долларах, потраченных на автомобиль. На все будет смотреть сквозь пальцы.

– Ты права, – согласилась Нэт. – Спасибо.

Она откусила кусочек маффина, а тарелку с остальной выпечкой подвинула поближе к Патриции. Нэт было неприятно, что пришлось лгать, но иначе объяснить происхождение машины, не вызывая подозрений, было весьма затруднительно. Автомобиль – ее. Человек, устроивший это, ей предан. Лучше помалкивать, чтобы не спугнуть Эсрома.

На следующий день, к вящей радости сочувствующих, нашлась дочь Зейглеров. Она жила в доме сорокашестилетнего вдовца, которого ее отец нанимал прошлой весной кастрировать баранов. Вдовца арестовали, а Марни Зейглер вернули родителям. Когда девушку, одетую в клетчатую кофту, выводили из дома, она скороговоркой сообщила репортерам, что с ней все в порядке, просто произошло ужасное недоразумение.

Новость о дочери Зейглеров очень взволновала Нэт, и поздно вечером она позвонила маме. Во-первых, потому что нервничала, а кроме того, ей было скучно. Общаться с матерью всегда было нелегко, но Нэт все-таки решила обсудить с ней свои будущие роды и сопутствующие вопросы – возможно, ей понадобится помощь. Она надеялась, что Дорис сама предложит приехать в Айдахо, но не тут-то было. Нэт это очень беспокоило, поскольку Дорис Радек проявляла инициативу, где только можно, но помогать дочери не торопилась.

Дорис сообщила, что в Сан-Диего все в порядке: их маленький семейный бизнес в сфере медицинского снабжения потихоньку продвигается; ее внуки, дети братьев Нэт, растут и занимаются тем, чем и следует заниматься в их возрасте, – ездят в лагерь бойскаутов, играют в бейсбол… Сама Дорис приглядывает за внуками и режется в канасту[51] со своей невесткой Марвой. Отец полностью погрузился в роль преданного рыцаря Благотворительного и охранительного ордена лосей[52], к которому в качестве обычного «лося» присоединился, как Нэт и предполагала, ее брат Джордж.

Когда разговор подходил к концу, Нэт не сдержалась:

– У нас тут произошло кое-что странное. Пропала шестнадцатилетняя девушка, и в течение месяца о ней никто ничего не слышал. А недавно ее нашли в доме пожилого мужчины.

– Господи, Нэт! – встрепенулась Дорис. – Зачем ты рассказываешь мне такие ужасы?

– Нет, она осталась жива, – пояснила Нэт. – Но все равно очень странно. Ее отца показывают по телевизору, но по его лицу не понять: он пострадавшая сторона или соучастник.

– Зачем ты это рассказываешь? – повторила Дорис.

– Не знаю.

Нэт заговорила очень быстро, и сердце стало биться чаще. Она понимала, что маме это не понравится, но все равно не могла молчать.

– Происшествие кажется еще более странным, потому что случилось совсем рядом и ты просто не можешь об этом не слышать. Сама знаешь, как люди относятся к подобного рода вещам.

– Это не совсем здорово, – заметила Дорис.

– Да, может, и так, – согласилась Нэт.

– Ладно. Я приеду к тебе в декабре, – вздохнула мать. Воцарилось молчание, нарушаемое лишь статическими помехами. – Заботься о своем здоровье и будь хорошей девочкой, Нэт.

Будь хорошей девочкой, Нэт. Сколько она себя помнит, мама всю жизнь так прощалась. Нэт казалось, что она всегда была хорошей девочкой, по крайней мере достаточно хорошей. Те времена, когда все в семье считали ее паинькой, она помнит смутно, как в тумане. Тогда Нэт еще ходила в памперсах и была любимой крошкой, которую папа любил брать на руки и подбрасывать к потолку. Маленькая девочка терпеливо сидела рядом с мамой, пока та завивала волосы горячими щипцами. Братья были на двенадцать и тринадцать лет старше – живые пацаны с загорелой кожей, острыми локтями и коленками. Они называли ее принцессой и просили поцеловать на глазах у своих подружек, как будто эти поцелуи были залогом будущего счастья.

Лет в одиннадцать-двенадцать отношение к ней в семье изменилось, на нее начали смотреть с подозрением. Возможно, эта холодность всегда присутствовала, просто она ее не замечала. А может, родные и в самом деле вдруг увидели в ней совершенно чужого человека, занявшего место их маленькой наивной девочки, которая таинственным образом исчезла.