— Ты так думаешь, партизанский сын? — снова усмехнулся кожаный шофер. — Я другого на этот счет мнения. Ну да ладно, что считаться. Где Магда, ты мне скажешь?
— Как я могу сказать, если не знаю.
— Не знаешь, значит?
— Не знаю.
— А кто одну вещицу из музея спер, тоже не знаешь?
— Не могу я знать все, что вам захочется.
— Так, так, молодой человек. Интересно получается, — насмешливо сказал Герман Тарасович. — Ты врешь да еще хочешь при этом, чтобы я разговаривал вежливо. Но если у меня сдадут нервы? Как я могу вежливо разговаривать, если нервы у меня в страшном напряжении?
— Но я же не виноват. — Валька пожал плечами.
Петька толкнул его локтем.
— Да брось ты с ним!.. Он знает, что это я кинжал выкрал, и нечего тут...
— Это другое дело, — удовлетворенно произнес Герман Тарасович. — Кинжал вернешь. Мне. Лично. Воровать — самое последнее дело. Пионеров, я думаю, не учат воровать. Или я несколько ошибаюсь? Что молчите? Где кинжал?
— А он вам больше не понадобится, — дерзко ответил Петька Птица.
— Вот, разговаривай с ним вежливо, — проворчал Герман Тарасович. — А ну, — прикрикнул он, — вставайте! По дороге поговорим. Но предупреждаю: не вздумайте бежать, худо будет!
— Бежать, бежать, — плаксиво повторил Петька, поднимаясь с пола. Он снова толкнул Вальку локтем. — Побежишь, пожалуй, в темноте. Раз выследили, так идемте...
Покорность вожака не удивила Вальку. К тому же и тайный толчок в бок подтвердил, что Петька Птица притворяется. Это была военная хитрость!
— Добре, добре, — обрадовался Герман Тарасович. — Мне от вас, хлопцы, ничего не надо, кроме одного: покажите тайный ход и, как говорится, на все четыре стороны.
— А вы нас точно отпустите?
Кожаный шофер засмеялся.
— Не бойся, не придушу, хотя тебя, внучонок старого пса, и следовало бы. Но я со школярами не воюю. А если вам в школе такие сказки рассказывали, то не верьте. Все брешут ваши учителя!
— С кем же вы воюете? — тихо спросил Валька.
Он думал, что Герман Тарасович не ответит, но ошибся.
— С врагами церкви христовой, — сказал тот. — Но тебе этого не понять, партизанский сын. Ты, я думаю, атеист, в бога не веруешь.
— У нас никто в бога не верует, — отозвался Валька.
— Святая наивность!
— Да брось ты, — еще раз толкнул Вальку Петька Птица. — Пора идти, а то здесь холодно.
— Ну, если озяб, так идем, — согласился Герман Тарасович. — Я вас переубеждать не собираюсь. Но и верить вам на слово — тоже поищите другого дурака. Дай-ка свою веревку!
И с этими словами кожаный шофер сорвал с Петькиного плеча его боевое лассо.
— Зачем? — испуганно спросил Петька.
— А вот зачем...
Герман Тарасович быстро размотал свободный конец, обернул им Петьку ниже груди, потом проделал то же самое с Валькой, стянул узел между ними, еще немного размотал, чтобы сохранить между собой и мальчишками удобное расстояние, и подергал, желая убедиться, прочной ли получилась импровизированная упряжка. Все это заняло у него не более минуты.
— Н-но, хлопченята, вперед, вперед! — явно насмехаясь, крикнул кожаный шофер.
— Связал, — выдавил обескураженный Петька, — справился!
— А еще говорил: с детьми не воюет, — добавил Валька.
— Ну, ну, помалкивайте, пока целы! Это чтобы вы не утекли. Я вас знаю: шмыгнете в разные стороны. У вас четыре ноги, а у меня две. В упряжке и мне и вам спокойнее. Н-но!
— Влетит вам от Дементия Александровича, — хватаясь за соломинку, сказал Валька.
— Нет, не влетит, — убежденно ответил Герман Тарасович. — Не влетит, мальчик. В жизни, как в карточной игре, вчера одному везло, сегодня везет другому. Так что, тронулись, жеребятки? Жаль, что третьего нет, была бы троечка. Где ваш третий?
— Какой третий... Ничего мы не знаем, — ответил Петька. — Первый раз сюда залезли.
— Первый раз, — весело подтвердил кожаный шофер. — Это ты не соврал.
Он снова дернул за веревку, и пленники, понуро опустив головы, поплелись по коридору. Мощный фонарь Германа Тарасовича далеко освещал узкое и длинное помещение, и до самого конца светлого пространства отчетливо видны были на запыленных камнях цепочки следов. Только теперь к ним возле самой стены прибавилась еще одна цепочка — следы Германа Тарасовича, который, обнаружив мальчиков, долго крался за ними по пятам.
Приближалась площадка.
— Тсс, — вдруг шепнул Вальке Петька Птица, — ход не показывать ни за что!
— Эй, — дернул за веревку кожаный шофер, — ты что сказал, сучий сын?
В этот миг сзади что-то явственно звякнуло и проскрипело.
Герман Тарасович спрятал фонарик за спину.
— Ни звука, щенки!
Шум доносился сверху, со второго этажа, куда так и не удалось проникнуть мальчикам. Он приближался. Слышно стало, как заскрипела металлическая лестница.
— Какого черта ему нужно? — пробормотал Герман Тарасович.
Он выключил фонарь, потом зажег его, выключил и снова зажег, пряча за спину. И тотчас же возле лестницы вспыхнул другой фонарь. Вспыхнул, потух, а через несколько секунд опять вспыхнул и потух.
В тишине раздались негромкие шаги. Из темноты коридора надвигалась большая изломанная тень.
Кожаный шофер молча ждал приближающегося человека. Молчали присевшие на пол Валька с Петькой.