Самая главная тайна

Можно было подумать, что кожаный шофер стоял в пяти шагах, так отчетливо слышалось каждое его слово.

Петька Птица сделал Вальке какой-то бесшумный знак. Валька понял: «Сиди и молчи!»

— Я жду, — добавил кожаный шофер. — Или мне поискать?

Петька повторил свой знак.

Валька крепко сжал губы, словно враг мог услыхать его дыхание. Медленно, как минуты, тянулись секунды. Свет ярко вспыхивал то слева, то справа. Наконец он потух.

— Шпана, — послышался спокойный голос кожаного шофера. — Утекли все-таки.

Валька догадался: угрозой он хотел вспугнуть ребят, если они притаились где-нибудь поблизости. Понял это и Петька Птица. Он возбужденно ткнул Вальку пальцем в бок. Это означало: «Молодцы мы! Не струсили!»

Теперь кожаный шофер был убежден, что в подземелье, кроме него, никого нет. Слышно было, как он сделал несколько шагов в темноте, чиркнул спичкой, закурил. Стал мелькать огонек папиросы. Валька почувствовал запах табачного дыма.

Бесконечно тянулись минуты, которые мало-помалу и сложились в те самые длинные в Валькиной жизни полчаса. А если точнее, в тот промежуток времени, который потребовался директору музея, чтобы добежать до бывшего помещичьего имения «Стрелы» и возвратиться в подземелье.

Глухой звук, донесшийся из коридора, известил наконец, что минуты томительного ожидания истекают. Явственно заскрипела лестница — все громче и громче. Издалека пробился за ящики бледный свет. И вот уже совершенно отчетливо раздались быстрые и торопливые шаги.

Кожаный шофер стоял на месте, ждал. Но ни Валька, ни Петька Птица его не видели. Они лишь слышали голоса.

Кожаный шофер. Где полковник? Почему вы один?

Директор музея. Герман Тарасович, все пропало! Он... он...

Кожаный шофер. Говорите!

Директор музея. Его взяли. Он... арестован.

Кожаный шофер. О-о, дьявольщина! Они нас опередили! Когда это случилось?

Директор музея. Двадцать минут назад.

Кожаный шофер. Вы не перекинулись с ним ни словом?

Директор музея. Я увидел только, как его вывели. Машина стояла у ворот.

Кожаный шофер. Вас никто не заметил?

Директор музея. Я прятался в кустах.

Кожаный шофер. На каком расстоянии?

Директор музея. Очень близко. Метрах в двадцати.

Кожаный шофер. Вы же могли стрелять!

Директор музея. Стрелять? В кого? Их было пятеро, не считая шофера.

Кожаный шофер. Верните парабеллум.

Директор музея. Пожалуйста.

Кожаный шофер. Стрелять надо было в одного. Одного выстрела было бы вполне достаточно, чтобы помочь шефу без лишних волнений отправиться на тот свет. Вы этим выстрелом не воспользовались! Шеф арестован у вас на глазах живым и невредимым. Вы понимаете, что это означает? Живой и невредимый он нужен был на свободе. На сво-бо-де! А в лапы к чекистам он должен был попасть только мертвым!

Директор музея. Я понимаю. Нам грозит смертельная опасность, но...

Кожаный шофер. Она грозит в первую очередь вам. Трое в живых — это слишком большая роскошь в сложнейшей ситуации. Я рассчитывал, что через час нас останется только двое. Шеф исчерпал себя. Он уже был лишним, а теперь лишним оказываетесь и вы.

Директор музея. Простите... что вы этим хотите сказать?

Голос директора музея прерывался от страха. А бывший слуга полковника Скорняка говорил резко, зло. Нетрудно было догадаться, что один голос принадлежит осужденному на казнь, другой палачу.

— Вы сами подписали свой приговор, граф. Мне лишь остается привести его в исполнение.

В подземелье грохнуло. Вспышка выстрела была короткой, словно кто-то на мгновение чиркнул спичкой.

Освобождение

Кожаный шофер выстрелил в упор, и, как впоследствии выяснилось, прямо в сердце. Директор музея упал без стона.

Но падения его тела Валька не услыхал. Он прижался к Петьке. Петька прижался к нему. И в ту же минуту дверь, возле которой они затаились, подалась вперед, и что-то мокрое коснулось Валькиного плеча. Большая теплая мокрая рука ощупала Валькино лицо. Это была не страшная рука, рука друга. И принадлежала она — ошибки тут быть не могло! — Валентину Марчуку, демобилизованному воину.

«Ах, как вы мне мешаете, разбойники!» — сказала эта рука, сжимая Валькин нос.

«В коридор, за дверь!» — толкнул Марчук Вальку.

И загрохотали отшвыриваемые Марчуком ящики.

А затем все смешалось: вспышки света, крики, выстрелы. У Вальки было такое ощущение, словно подземелье взрывается. Как будто обрушивался тяжелый потолок, падали стены. Метались изломанные неестественные тени. Но ничего не падало и не рушилось. Это шел короткий жестокий бой. «Сдавайтесь! Вы окружены!» — кричал Марчук[13].