Самая яркая звезда в созвездии Большого Пса (СИ)

Сириус размашистыми шагами направлялся к Окшотт-Авеню. Он не успевал попасть домой, чтобы переодеться, и потому просто спрятал мантию мракоборца в рюкзак, не желая привлекать внимание маглов. День выдался жаркий, и тонкая белая рубашка противно липла к спине, пропитавшись потом. В левой руке Блэк сжимал пышный букет из алых роз, предназначенный миссис МакКиннон, которая праздновала тринадцатого августа свой день рождения. В правой -держал бумажный пакет с калинджи. Парню пришлось изрядно побегать по Косому переулку в поисках редкой специи, и теперь он опаздывал на торжество, жаждал принять душ и злился на Марлин, посчитавшую, что без этих угольно-черных семян корнуоллский пирог будет не достаточно хорош.

Он искренне недоумевал, в какой момент времени девушка стала ярой поклонницей кулинарных изысков. На выходе из Министерства магии Сириус был практически ослеплен патронусом МакКиннон, который транслировал во всеуслышание просьбу приобрести унцию калинджи, прежде чем направляться в дом номер тринадцать по Окшотт-Авеню. Какой-то мракоборец, ставший свидетелем этой сцены, ухмыльнулся и предложил объяснить даме, что негоже использовать такого рода магию для передачи списка продуктов.

Когда Сириус повернул на нужную улицу, его сердце пропустило удар, а по телу, изнуренному зноем, пробежали колкие мурашки. Букет выскользнул из ослабевшей ладони и рухнул на пыльный тротуар. Атласная лента устремилась маленьким ручейком к дому именинницы, над которым парил ядовитым облаком слишком хорошо знакомый всякому британскому волшебнику череп. В считанные секунды преодолев расстояние до утопающего в цветах крыльца, Блэк ворвался в прихожую и чуть не сбил с ног Люпина, бледного и осунувшегося. Вскинув на друга потухшие глаза, Ремус прикусил нижнюю губу, а брови его страдальчески взметнулись вверх.

- Сириус, не стоит тебе… - предостерегающе изрёк оборотень, пытаясь преградить собой вход в гостиную.

- Пусти, - грубо перебил Сириус, и Лунатик послушно отступил. Взгляд его был исполнен тошнотворной горечи и сострадания, и Блэк содрогнулся, отчаянно сопротивляясь медленному осознанию случившегося. С силой толкнув дверь плечом, Сириус вошёл в комнату.

Его передернуло от резкого запаха жженой шерсти. Идеальный порядок, обычно присущий дому МакКиннонов, обратился в хаос. Рваные росчерки на обоях, разбитая вдребезги посуда, опаленные пятна на ковре.

Заведя руки за спину и разглядывая хмуро фотографии на каминной полке, Грюм слушал отчёт своего подчиненного. Несколько мракоборцев внимательно осматривали комнату, помечая бестелесными голубыми огоньками находки, способные подтвердить или опровергнуть предполагаемый сценарий преступления. Фрэнк Лонгботтом беседовал со сжавшейся у окна Арабеллой Фигг. На руках её сидел внушительных размеров кот. Животное издавало тихие жалобные звуки, а его роскошная полосатая шерсть превратилась в выжженные проплешины и неряшливые клочья. На полу всякий раз, когда женщина неловко переминалась с ноги на ногу, хрустели осколки стекла. Заметив вошедшего Сириуса, молодой волшебник поджал губы и сочувственно покачал головой.

Почти у самого входа в гостиную лежала на обломках журнального столика миссис МакКиннон в нарядном платье. По золотистому кружеву расползалась чернильными пятнами кровь, ещё не запекшаяся на бесчисленных ранах. Её щеку рассекал грубый порез, а вокруг головы мерцали в лучах вечернего солнца соскользнувшие с порванной нити мелкие жемчужины. На незначительном расстоянии от жены распростерся мистер МакКиннон, уткнувшись лицом в жесткие ворсинки ковра, а ближе к кухне сидела, привалившись к стене, миссис Фоули. Её одеревеневшие пальцы сжимали волшебную палочку, пожалуй, самую тонкую из всех, что доводилось видеть Сириусу. Шею старой целительницы покрывали сильнейшие ожоги, практически уничтожившие кожные покровы.

- Блэк, - заметив новоиспеченного мракоборца, Грюм взмахом ладони прервал затянувшийся отчет и вышел в центр гостиной, закрывая собой четвертое тело. В единственном первозданном глазе волшебника теплилось что-то сродни сочувствию, но командный голос звучал неизменно сухо и жестко. – Давай поговорим на улице.

Сириус молча обогнул начальника, и тот не стал противиться. Лишь свел куцые брови к переносице и обернулся, наблюдая, как юноша медленно опускается на колени и недоверчиво проводит кончиками пальцев по ещё теплой щеке, скользит к шее, где когда-то бился пульс, прижимает ладонь к груди точно над остановившимся сердцем.