Самая лучшая сказка Леонида Филатова

Есть роли, которые убивают. Филатов как-то подсчитал, что из тридцати с лишним картин лишь в пяти его герои остаются в живых. Во всех прочих – их либо убивают, либо они сами помирают. В «Загоне» расстреляли из автомата. В «Избранных», «Европейской истории», «Берегах в тумане» – тоже укокошили. Выходит, прав-таки был Владимир Семенович, когда писал и пел о неизбежности в судьбе артиста: «Смерть тех из нас всех прежде ловит, кто понарошку умирал…»

Да, играть смерть нехорошо, это довольно глупое дело для актера, и если бы мне сказали ложиться в гроб, я б не стал, говорил Филатов. И тут же противоречил сам себе: «Хотя у Шекспира почти везде убивают, что ж тогда – не играть Шекспира?» Все подвергать сомнению – было одной из составляющих особого стиля мышления Леонида Алексеевича.

Далеко не все воспринимали филатовский мартиролог-идею на ура. Смехов рассказывал: «Я был свидетелем, с какими трудностями Филатов пробивал свою программу…» Рафинированный театровед Виталий Вульф всякий раз возмущенно фыркал: «Филатов показывает только артистов, умерших от водки». А в высоких «инстанциях» Леониду Филатову пытались попенять: ну, зачем, Леонид Алексеевич, дорогой вы наш, специально выискиваете и вытаскиваете на всесоюзный «голубой» экран столь трагические истории?

В том-то и дело, что не специально! «Специально хочется, наоборот, – изо всех сил сопротивлялся автор и ведущий, – хорошего, светлого человека, а начинаешь поглубже погружаться в его жизнь, там, как магма под застывшей коркой, – трагедия. Ну что поделаешь, что у нас куда ни ткни пальцем – такая судьба. От некоторых… даже могилы не осталось. Не в годы репрессий. В наши годы».

А что до водки… «Так получается, – искренне вздыхал Филатов. – Это не моя вина, не мой хлеб, не мое пристрастие – исследовать жизнь алкашей. Я не строю на этом биографию. Дело не в водке. Сам был артистом, знаю, что это такое: вроде работаешь, работаешь, уже надорвался, сил нет. А где же то, что я оставлю хотя бы детям…»

Еще в самой первой своей программе, посвященной судьбе Инны Гулая, он нарочито дерзко и грубовато обнажил суть начатого цикла «Чтобы помнили…»: страна у нас большая, полезных ископаемых много, талантов просто навалом, поэтому чего там их ценить, верно?.. Так и живем.

Он, разумеется, прекрасно понимал и отдавал себе отчет, что «бродить по кладбищам и исповедовать вдов – занятие не из самых приятных в этой жизни. Но что это так аукнется в его собственной судьбе, доведет буквально до грани жизни и смерти, конечно, не предполагал. Не предполагал и того, что во время съемок возникнут очень трудные для него нравственные коллизии… «Беседую со вдовой, – говорил он, – она начинает плакать, просит: «Выключите камеру». А я – впервые замечаю за собой такую репортерскую жестокость, это мне никогда не было свойственно – даю оператору знак: продолжай. Потому что успокаиваю, а может, обманываю себя: эти слезы – тоже память… Не изобрели ведь пока такого измерительного прибора, который однозначно определял бы: это можно, а этого нельзя».

Чуть ли не со слезами на глазах, терзая душу, он рассказывал жене ужасную историю замечательного актера Станислава Хитрова. «Вспомни же, Нюсь, вспомни! Шофер из «Мира входящему»! Паренек в кубанке в «Девчатах»! Помнишь, как он еще свою «кубанку» Рыбникову проспорил?.. Некрасивый такой, со смешным носом, но все равно герой тогдашнего времени. На съемках «Экипажа», когда в аэропорту жгли самолет, в массовке вдруг увидел человека с очень знакомым лицом. Мне говорят: «Что ты, это ж был знаменитый артист, Стасик Хитров. Очень больной человек, запойный, его, если честно, уже давно не зовут сниматься. Мы его вписываем в массовку, привозим, конечно, уважаем, и потому в кадр не пускаем. Так, галочку поставим, деньги заплатим и отвозим домой». Жена с ребенком его оставили, жил он вдвоем с еще более больной старенькой мамой. А умер в больничном коридоре – в палате не было мест, представляешь, Нин?!. Но самое страшное начинается дальше. Приехали к его бывшей жене, спрашиваем: где похоронен? Хотим показать, снять могилку. Она отвечает: «На Ваганьково, но где точно – не помню»… Поехали на Ваганьково, подняли всех на ноги: могила Хитрова, известный артист… Копались, копались, разыскать не могут… Выяснилось, что ее… срыли. Потому что если в течение десяти лет могила остается неухоженной, ее срывают. Мы все время повторяем: Мейерхольд, Мейерхольд, а тех трагедий, которые происходят совсем рядом, не замечаем. Жутко…»

В 1943 году на экраны вышла трогательная картина «Машенька», которая для фронтовиков и их подруг в тылу стала чем-то вроде симоновского заклинания: «Жди меня, и я вернусь…» Заглавную роль в фильме исполнила молоденькая актриса Валя Караваева. Вся съемочная группа (в том числе и Валентина) тотчас получила Сталинские премии. Казалось бы, всё, впереди прекрасная кинокарьера.