После его смерти программа прекратила свое существование. Телебоссы долго судили-рядили относительно будущей судьбы популярного цикла. Время от времени телеканалы стали повторять старые выпуски. Но никто не брал на себя смелость продолжить начатое Филатовым дело, чтобы, как он завещал, «этот мир как следует запомнить, А если повезет, то даже и заполнить Хоть чьи-нибудь глаза, хоть сколь-нибудь собой!..». Остановиться нельзя, считал автор, потому что процесс ухода людей из жизни продолжается, этот цикл вечен, все время возникают какие-то долги по дороге…
«Я с трудом представляю, – говорила Нина Филатова-Шацкая, – кто бы мог вести «Чтобы помнили», кроме Лени. Вот вы можете назвать актера, который мог бы заменить его в этой передаче? Все они сегодня – звездные, известные, талантливые. И сытые. Сытые! С благополучными лицами. Нет того нерва, сострадания, той боли за людей, за жизнь…»
Сам Филатов рассказывал, что идея программы возникла у него именно от громадной обиды на жизнь. Когда трудился в Российской гильдии киноактеров, там что ни день возникали проблемы: «Умер тот-то, вчера похоронили того-то». А как хоронили? Пять человек за гробом, купленным на жалкие гроши Гильдии.
«Россия всегда была беспамятная страна. Но сегодня беспамятство беспрецедентное. Такого извращения, такой полярной перестановки черного и белого за свою, может быть, не очень большую жизнь я, честно говоря, не помню. И такой потери памяти, – каялся за себя и за других Филатов. – Из всего этого возникла идея телепередачи… Возникла она на полемической ноте: говорить не о гениях, а о людях «второго эшелона» (впоследствии, правда, появились главы и о великих актерах), которых забывают в первую очередь. Что, может быть, даже «справедливо» с точки зрения сурового естественного отбора истории. Но все-таки все во мне восставало против такой «справедливости». История-то совсем недавняя. И забвение тут приобретает этический характер. Мне вот пишут письма: спасибо, наконец-то родина вспомнила! «Родина слышит, родина знает…»
Не будешь же объяснять, да и благородно ли объяснять, что никакая не родина – всего лишь пять-семь сумасшедших, для которых это личная боль. А родине как было наплевать, так и осталось. И если где-то в актерской семье всплакнут: ну наконец-то вспомнили – это и есть для нас высшая награда. И наша сверхзадача, если хотите…» Совершенно случайно на окраине Москвы в хрущевке телегруппа обнаружила вдову некогда известного актера Валентина Зубкова. «Вы бы видели, – восклицал Филатов, – что с ней творилось! Она плакала и радовалась одновременно. Радовалась, что наконец о ее муже вспомнила страна».
Вначале перестройки появилось очень много горлопанов, таких оголтелых ребят, злился Леонид Алексеевич, обливающих черной краской всю нашу прежнюю жизнь. Никто не спорит, при социализме было много дурного, но ведь и хорошее случалось. Да возьмите всех наших великих писателей: Пастернака, Булгакова, Астафьева, Распутина, Абрамова, Можаева, Трифонова, Самойлова, – откуда они взялись, как не из той жизни? Из воздуха? Из жизни, истории которой не было? Да, они дышали идеологизированным воздухом той реальной, той трагической жизни, порой не соглашаясь с ней, порой идя на компромиссы. И эти нынешние полуграмотные нигилисты им могут быть судьями?
Нам сказали: все, чтобы было до 91-го года, – кровь и туфта. Предложили все забыть. Но плохого времени не бывает. Люди живут всегда. Вот их и жалко. А самые яркие люди – артисты. Многие заканчивали жизнь совершенно никому не нужные. А для артистов это особая трагедия. И он не то чтобы в знак протеста против этих «клопов», повылазивших из разных щелей, а от обиды… решил он сделать телепередачу «Чтобы помнили…».
Филатов пошел не просто против течения – против забвения. Следовал тому, что нашептали ему свыше ангелы:
Что же до беспамятства, напоминал Филатов, так этот вопрос задавал России еще Чаадаев. И как на него набрасывались! Безумец! Но говорил-то он вещи абсолютно внятные, точные. Так безумец или мудрец? А может, потому и безумец, что мудрец?
Короткая память, к сожалению, печальная закономерность. Когда минует несколько поколений, срабатывает гнусный и неумолимый закон «исторического отбора».