Ведя пальцами по перилам, она спустилась по лестнице. После смерти Ричарда Джорджи решила никогда больше не выходить замуж. Но даже когда она напоминала себе, какое удовольствие завтракать в одиночестве, или не слышать больше, как мужчина стучится в дверь твоей спальни, или никогда не бояться, что тот, кто тебе дорог, может умереть на следующее утро….
Но даже тогда она чувствовала лишь зависть. Яростную и болезненную зависть. Ей хотелось быть настолько желанной, чтобы мужчина выглядел почти помешанным от страсти. Ей хотелось, чтобы её целовали, пока губы не покраснеют и глаза не засияют.
Мысли эти стали последней каплей. Спустившись, Джорджина не свернула к гостиной, откуда доносились пронзительные возгласы гостей, а пошла прямо. Лакей бросился вперёд, распахнул перед ней дверь, и она вышла на свежий воздух.
Следом заспешил дворецкий с шалью, но Джорджи отправила его в дом. Всего семь часов вечера, и на улице было ещё тепло. Под ясным в преддверии сумерек жемчужно-голубым небом она направилась в розовый сад, прислушиваясь к тихому жужжанию пчёл, которые собирали последние глотки пыльцы из согретых на солнце роз.
Конюшни располагались за садами, и к ним можно было попасть, пройдя под небольшой каменной аркой и дальше по мощёной тропинке. По всем правилам Хью должен сейчас сидеть в гостиной и болтать с дебютантками.
Хью пришлось вычеркнуть первую в его списке леди по вине лучшего друга, а вторую — из-за капитана Оукса. Ему следовало бы находиться рядом с сестрой, выспрашивая имя третьей кандидатки. Но всю прошедшую неделю Хью появлялся за столом через пять минут после сигнала к началу ужина.
Когда Джорджина вышла из сада, её встретил совсем другой воздух 062ca0. Резким контрастом женственности и приторности роз стал земляной запах тёплой грязи и навоза. Она зашагала к скаковому кругу, примыкающему к конюшням. На заднюю часть круга лился свет из окна конюшни, но большая часть тренировочной площадки пряталась в глубокой тени.
На мгновение Джорджине показалось, что Хью здесь нет, но потом она его увидела. Верхом на Ришелье, спиной к ней, он ехал шагом по площадке. Прислонившись к ограждению, Джорджи вслушивалась в низкий рокот его голоса — Хью говорил со своим конем. Прядая ушами, жеребец внимательно слушал.
Ришелье был сильным и поджарым, со шкурой столь насыщенного коричневого цвета, что сейчас казался почти чёрным. В нём проскальзывало что-то от дьявола: в том, как он косил глазами и потряхивал поводьями, будто отвечая Хью.
Но не Ришелье привлёк внимание Джорджины. А Хью. Хью, который для неё словно старший брат. Хью, который поднимал её с мощёных тропинок, когда она падала, вытирал ей слёзы и нос, если и не что пониже.
На нём не было рубашки. Он скакал на коне без единого клочка ткани на верхней части тела. И вот так, в одно мгновение, сердце Джорджины глухо застучало в груди.
А в голове волей-неволей появились картинки из супружеского прошлого, в которых муж её выглядел будто тусклое отражение в зеркале. Ричард был таким же мягким и белокожим, как и она. Он не казался хилым, по крайней мере, до болезни, но руки его были тонкими, а грудь безволосой. Аккуратный, элегантный, он напоминал ухоженную ласточку.
Но Хью… Ничто в Хью не было мягким или тонким. Крепкие мускулы на груди говорили о ежедневных сражениях с чистокровными жеребцами. Даже в угасающем свете дня Джорджи могла разглядеть его огромные плечи, а когда он легонько натянул поводья, и перекатившиеся под кожей на руках мускулы. Хью повернул в сторону, и Джорджи увидела, как напряглась его широкая спина.
Тотчас же захотелось перейти от наблюдений к прикосновениям. Джорджи представила, как проводит пальцами по этим мускулам и чувствует его силу и жизненную мощь. Хью походил на средневекового рыцаря, готового защищать свою даму или отправиться в крестовый поход. Руки её задрожали.
Джорджи перестала дышать. Скорее бы он обернулся и дал ей возможность увидеть свою грудь! Наконец конь с всадником достигли забора, и Ришелье повернул в её сторону. Жеребец начал понемногу гарцевать, поднимая изящные ноги в грациозном и кокетливом танце.
Хью рассмеялся выходке Ришелье, продолжая с ним разговаривать. Его кожа оттенком напоминала тёмный мёд. Похоже, у него вошло в привычку снимать рубашку, когда становилось слишком жарко. Грудь его была покрыта волосами, тёмной стрелой уходящими в его бриджи.
Морщась от собственной глупости, Джорджи решила, что сравнение со средневековым рыцарем неверно. Это бог. Аполлон, тренирующий нового коня, дабы тот скакал по небесам и будил солнце.
Джорджина сглотнула. Она должна уйти. убыцшу Сейчас же. До того, как Хью её заметит, до того, как она начнёт действовать так, как ей подсказывает распалённое воображение.