— А, леди Финчли. — Лир наклонился так низко, что нимб опасно накренился. Лир тут же выпрямился, подхватив его рукой. — Со всем глубочайшим уважением я выражаю вам соболезнования от всей моей труппы.
На секунду воцарилось молчание. Кажется, Пирс чуть было что-то не сказал, когда Лир поправил себя:
— Поздравления! Нет, не соболезнования! Поздравления! — Он продолжил: — Мы крайне счастливы представить вам веселую трагедию «Пирам и Фисба», часто игранную перед королевским семейством и горячо обожаемую публикой. Действующие лица — я сам, в лице Луны, свирепый лев и два нежных любовника, прелестница Фисба и красавчик Пирам.
— Превосходно, — вновь захлопав в ладоши, воскликнула Кэролайн. — Надеюсь, вы не будете возражать, если я говорю это вслух. Чувствовать себя на сцене — совершенно не то, что сидеть внизу.
— Мы приветствуем реплики любого сорта, — заверил Лир. — Хотя самыми подходящими к случаю находим аплодисменты.
Когда Лир удалился, все послушно захлопали. Секундой позже он появился опять, держа в руке фонарь. За ним по пятам следовала юная девушка, обернутая в фиолетовую мантию, которая была почти на фут длиннее, чем следовало. Девушка прошла, встала в центре сцены и приняла позу.
— Вот могила старого шута. Где… моя любовь?
И немедленно стало ясно, что, увы, Фисба отнюдь не великая актриса.
Появился рыча лев. По крайней мере, Хью подумал, что это лев, поскольку с виду все такое мохнатое и хрипло рычащее существо 062ca0.
— Ой! — взвизгнула Фисба, убегая со сцены.
Хью окинул взглядом кружок. Все в ужасе уставились на сцену. Костюмы были чудовищны, а игра и того хуже. Джорджина с мольбой взирала на Хью. Он должен что-то предпринять.
— Хорошо рычал, Лев! — провозгласил он и, подняв бокал, отсалютовал актерам. Потом подтолкнул локтем Джорджину, которая вздрогнула и выпалила:
— О! Отменно бегаешь, Фисба!
Хью снова обвел взглядом круг. Все выглядели смущенными, кроме Кэролайн, которая лучезарно улыбалась. Подняв очередной бокал шампанского, она заявила немного пьяным голосом:
— Отлично сияла, Луна. — И взглянула на мужа. — Правда-правда, Луна очень милая. — Потом повернулась к сидевшей по другую сторону от нее Гвендолин. — Луна ведь милая, как вы думаете?
— Нет, — подала голос Кейт с другого конца сцены.
Капитан Оукс прикрыл ей рот ладонью.
Лев ухватил пастью мантию Фисбы, с воодушевлением стал трясти, а потом, топая, убрался со сцены.
— Амбарный кот не мог бы постараться лучше, — заметила Кейт.
Ее нареченный послал ей одобрительный взгляд.
Из-за кулис выступил горделивой походкой Пирам. Великолепный кудрявый парик делал его похожим на пуделя.
— Милая Луна, благодарю тебя за твои солнечные лучи, — продекламировал герой. — Благодарю тебя, Луна, за то, что сияешь так ярко. — Отдав дань любезности, он принял позу. — Ибо твоими милосердными золотыми сияющими проблесками я… я… — На лице отразилось мучительное выражение. — О грациозная утка! О дорогая!
Гвендолин повернулась к Алексу:
— Откуда появилась утка?
— Утки здесь нет, — решительно заявила Кейт.
Оукс начал было смеяться, но тут Пирам схватил мантию и упал на колени.
— Запятнано кровью, — оповестил он зрителей. — Я сокрушен, я кончен и подавлен! — Последовала пауза, и все постарались вникнуть, о чем же он говорит. — Фисба, должно быть, умерла, — сообщил он публике еле-еле ворочая языком.
— О-о-ох, — подхватила Кэролайн, приканчивая бокал. — Фисба умерла. Ужасно. Бедная Фисба.
— Бедная утка, — сухо добавила Кейт.
— Бедные мы, — вставил Алекс.
— Приди же, смерть, твой истинный я друг, — проревел Пирам, явно стараясь заглушить ропот публики.
— Не можешь ли прийти да поскорей, — последовала реплика капитана Оукса.
— А мне вот жалко утку, — вставила Гвендолин. — Бедная.
Джорджина наклонилась к уху Хью и зашептала:
— С каких это пор Гвендолин стала такой острячкой? Мне всегда казалось, что она слишком стеснительная, чтобы проронить хоть слово.
Кэролайн, повернувшись к Гвендолин, совершенно сбитая с толку спросила:
— Какая еще утка? Не вижу никакой утки!
Ее муж жестом приказал принести еще шампанского.
— Не беспокойся, милая. Если хочешь утку, позже я тебе ее достану.
Кэролайн просияла от радости.
Пирам оторвался от созерцания плаща Фисбы и вытащил кинжал.
— Придите, слезы, принеся погибель, — вещал он. — Наружу, нож, и рань ты слева грудь Пирама. О, ту слева грудь, где сердце делает прыжок.
И пронзил себя. Вообще-то он заколол себя не единожды, от чего, кажется, заволновалась Джорджина, тогда Хью, пользуясь моментом притянул ее поближе и прошептал:
— Люблю я грудь, где скачет твое сердце. И другую грудь тоже.
— Итак, я умер, вот так, и так, и так, — возопил Пирам, падая мешком, разметав конечности.
Хью с видом знатока по части добротных сцен смерти кивнул Алексу. Мальчишками они регулярно устраивали драки один на один, и тот же Алекс мог растянуть свою смерть по крайней мере минут на пять.
Пирам явно знал толк в затяжной смерти. Он приподнялся с пола и выкрикнул:
— Ужель теперь мне смерть? — прежде чем снова свалиться.
— Мы видим это, — сказал Хью на ушко Джорджине.
Но Пирам еще не закончил.