Самая простая вещь на свете

В машине оказался мужчина, похожий на осколок скалы. Он привез Любу на квартиру и, ни слова не говоря, протянул ей бокал шампанского. Не успела она сделать и нескольких глотков, как комната сильно накренилась, как корабль во время бури. Люба попыталась удержаться на ногах, но пол раскачивался в разные стороны, бросая ее от стены к стене. Последнее, о чем подумала Люба, — что она не успела попрощаться с дочерью. А дальше ее сознание отключилось так надежно, что даже спустя время она ничего не могла вспомнить о подробностях того вечера.

На следующий день ее разбудили вопли Козы и еще одной квартирантки, Шоньки.

— Буди давай, — визжала в коридоре Шонька, — а то он нас с тобой грохнет! Ты что, не слышала, как он по телефону говорит, я от страха чуть не облезла!

— Сама буди, я уже пробовала! — крикливо отвечала Коза. — Они ей чего-то сыпанули!

В дверь позвонили три раза, медленно, с расстановками.

— Илья! — присела от страха Шонька. Это был условный знак.

— Открывай! — прошептала Коза, в ужасе тараща глаза.

Шонька трясущимися руками оттянула собачку замка. Дверь с силой распахнулась, Шонька отлетела к стене и застыла в предчувствии чего-то нехорошего. На пороге стоял Илья, рядом с ним возвышалась громада вчерашнего Любиного клиента.

— З-здравствуйте… — икнула Коза.

Ни слова не говоря, Илья оттолкнул Козу в сторону и ударом ноги распахнул дверь в комнату. Любасик присела на кровати, прикрывшись одеялом, и заерзала, отползая, пока не уткнулась спиной в угол.

— Ты что же делаешь, с-сука, — прошептал Илья зловещим шепотом. Его раздвоенная губа нервно вздрагивала, обнажая длинные, как у волка, зубы.

Любасик видела много раз, как искусно доводит себя Илья до припадков истерической ярости, необходимой для начала расправы, и теперь, глядя побелевшими от страха глазами на хозяина и заметив признаки начинающегося припадка, принялась медленно натягивать на голову одеяло.

— Ты что же делаешь? — повторил Илья все тем же сжатым, как тугая пружина, голосом и сорвал с Любасика одеяло.

Оставшись голой, Любасик беспомощно обхватила руками колени и съежилась в комок.

— Где твоя сумка? — перед ее лицом синим огнем полыхнули Илюшины глаза.

— Там! — прохрипела Люба и выкинула вперед руку с оттопыренным указательным пальцем.

Илья резво метнулся в прихожую, притащил сшитую мешком кожаную сумку и, недолго думая, вытряхнул ее содержимое на кровать.

— Это что? — заорал он, схватил Любу за волосы и ткнул ее лицом в свернутую роликом и перехваченную резинкой пачку денег. — У клиентов деньги воруешь?! А знаешь, что за это полагается?

— Илюша, ты же меня знаешь, это не я, я ничего не помню, — лепетала Люба, понимая, что ее подставили, что она пропала. «Убьют», — мелькнуло в голове.

— Илюша, — попыталась встрять Верка, — это подстава, ее же домой принесли.

— А с тобой я потом разберусь, — пообещал Илья и хлопнул дверью прямо перед ее носом.

Верка сразу затихла, стало слышно, как она на цыпочках пробирается на кухню.

Первым ударил вчерашний клиент. Удар был такой силы, что Любасик сорвалась с кровати и, пролетев полкомнаты, ударилась головой в дверь.

— Ты чего, с ума сошел? — возмутился Илья. — Покалечишь! Это же моя лучшая девка, ей сегодня на работу.

— Ну, так бы сразу и сказал, — усмехнулся каменный гость, массируя ушибленный кулак. — А то ведь я и убить могу, только свистни.

Как ни странно, от этого удара Любасик пришла в себя и стала соображать с какой-то невероятной ясностью. Говорит, вечером на работу, значит, убивать не собирается.

— Здесь сколько бабок? — спросил Илья, кивнув головой на пачку.

— Пять штук баксов было, если она ничего не взяла.

— Ты слышишь! — Илья ткнул Любасика ногой, но не больно, а так, для порядка. — Отдашь в трехкратном размере. А теперь давай, приведи себя в порядок, скоро на манеж выходить.

Но этим вечером Любасик на работу не вышла. Не вышла и на следующий день. У нее было сотрясение мозга. Она две недели пролежала в постели, а потом еще долго носила свою голову, как посторонний предмет, время от времени прислушиваясь к странным звукам, раздающимся изнутри, как будто кто постукивает по стенкам пустого кувшина.

Илюша был не на шутку напуган. Он приходил каждый день, приносил медикаменты и фрукты и только изредка поторапливал:

— Ты давай делай что-нибудь, на работу пора выходить, мне это все денег стоит, — он обводил взглядом убогую комнату, в которой жили проститутки. — Я инвалидов держать не могу.

Он чувствовал себя виноватым, но виду не подавал, и все расходы, необходимые на содержание Любы во время ее болезни, аккуратно записывал на ее счет.