Самая страшная книга 2016

– Гена! Очнись, Генка! – Худощавая женщина в отороченных мехом белых сапогах пыталась оторвать голову мужчины от кровавой паутины на стекле.

– Ото-той-ди! Дай п-проход! – отпихнул ее хамоватого вида парень. Он держался за посинелую опухшую кисть. В длинных волосах молодчика блестело битое стекло.

– Генка! Помогите, кто-нибудь! Нужно его разбудить! – взмолилась женщина, ища глазами помощи.

Алексей наклонился над телом и сжал запястье: пульс не прощупывался.

Сзади напирали.

– Женщина, выбирайтесь, а мы поднимем вашего мужа. – Алексей повернулся к усатому деревенщине. От него даже сейчас попахивало скотом и навозом. – Поможешь?

– Это брат! Генка, мой брат! Генка, вставай, вставай! – рыдала женщина, вынужденно двигаясь вперед.

«Страдальцы нагоняют на меня скуку»[11].

Ступая по исторгнутому чемоданами хламу, вереница выживших потянулась к рукам бугая. Профессор едва ли не первый протиснулся к спасительному лазу-двери.

«Старики сильнее цепляются за жизнь, чем люди молодые.[12] Я от тебя другого и не ожидал, падла».

Вскоре пассажиры выстроились недалеко от «пазика».

– Не взорвется, – доложил бледный очкарик, скорее всего, механик, потрепанный жизнью и женой, если такая имелась.

Живых пятнадцать, мертвых два: накрытый полотенцами мужчина, над которым рыдала женщина в белых сапогах, и водитель с треснувшим черепом, покоящийся под кустом можжевельника.

– Не паникуйте! – наставлял бугай, собственноручно взвалив на себя бремя вожака. Точно, или депутат, или председатель, попавший во власть из спорта. – Послушайте! Сотовые здесь не тянут, трасса не патрулируется, поэтому на помощь не надеемся! Неизвестно, когда нас обнаружат, но и идти пешком в метель нельзя, опасно!

«Мужество растет с опасностью: чем туже приходится, тем больше сил»[13].

– Есть у кого-нибудь с собой бинты, жгуты, зеленка?! Доставайте все, что может пригодиться, – кричал бугай, – надо помочь раненым! А потом утеплить автобус, а то околеем снаружи! Кому-то надо выйти на трассу, чтобы привлечь внимание, если будут машины! В такую погоду автобус все равно не увидят с дороги. Не переживайте, выберемся, дело времени!

Алексей лишь крепко приложился бедром, но другим повезло меньше. Зареванной девочке наложили шину на руку. Одна бабуля постоянно тянула-выла: «Спина-а-а-а!» Перепуганному до икоты мальчику перекосило нижнюю челюсть. У остальных – дюжина кровоточащих ран, ссадин и припухлостей. Лишь старый мудак отделался, как говорится, легким испугом – ни царапинки, ни пореза. Все рвался в автобус за блокнотом.

Поставить автобус на колеса – начинание тщетное и безумное, от которого отказались: крепких мужчин изрядно потрепала авария. Очкарик слил из бака бензин – на растопку. Изнутри автобус залатали тряпьем. Сорванные ударом и отвинченные водительским инструментом «сидушки» разложили на полу – еще недавно здоровом боку «пазика». С подветренной стороны автобуса, огородив валежинами, соорудили печушку В ней прогревали камни, чтобы после спустить их в салон – столкновение с деревом нокаутировало автономную систему отопления.

Вызвавшийся следить за дорогой деревенщина вернулся околевшим, со льдом в усах.

– Привязал на дерево яркую тряпицу, – сказал он, оправдываясь. – Авось заметят… мочи нет от ветру.

Усилился снегопад, все полезли в автобус.

* * *

Вьюга окрасила тайгу в ватно-серый.

Выбитые стекла заделали хвойным лапником. Сидели, слушая ломившийся в автобус голос метелицы, присвистывающий, ежистый. Тайга спустила с поводка голодного хищника – ночь. Заблудившиеся – легкая добыча. Можно и поиграть.

Бугай с субтильным очкариком, как оказалось физруком, время от времени выбирались наружу, подкармливали в печушке огонь, подавали камни и вскипяченную воду. Импровизированные радиаторы на время приглушали отчаяние и дискомфорт, проникающие под кожу вместе с холодом.

Одна из бабуль вкладывала в руки стонущих какие-то пилюли:

– Поможет, боль снимет…

«Она убаюкивала себя обманчивой иллюзией, будто тому, что есть, не будет конца»[14], – думал Алексей, косясь на морщинистую «фельдшерицу».

Но больше всего Алексея интересовал тот, при мыслях о котором по телу разносился неуютный, но согревающий жар. Профессор забился в угол и, подсвечивая фонариком, писал в блокноте.

Сейчас его знания оценили бы хныкавшие дети – как колыбельную из непонятных словечек. Дети доверяют мелодичным речам, вслушиваются, восхищаются. Как когда-то Алексей. Он слушал. Он верил. Даже когда старый мудак хлопал маму по заднице, а та улыбалась.

«За малое зло человек может отомстить, а за большое не может, из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитывать так, чтобы не бояться мести.[15] Ты не рассчитал, старик, увы».

– Вконец замело, – спустившись и задвинув за собой «люк» из переплетенных веток, доложил бугай. – Умер костер. Кутайтесь потеплее и постарайтесь уснуть, чтобы тепло не покидало.

– Саня, откуда знания? Ты, случаем, не спасатель? – обнимая стучавших зубами жену и сына, спросил «рыбак-охотник», который, как выяснилось, работал сантехником.