Мирчу Брэнеску он застал в ресторанчике около заправки. Продумал по дороге речь: «Дину похитил мужчина, представился Драгошем, лица я не рассмотрел». Как бы ни был затуманен мозг, мальчик понимал, что, вдаваясь в подробности, только все усложнит. Обнаженное двухметровое существо с клыками? А было ли оно в действительности, не пригрезилось ли? Призраки – это по части бабули, но даже она не говорила о привидении ржавого фургона. И если осмыслить происшедшее трезво, в свете ресторанных ламп… Россказни bunică, полутьма, стресс… И в сухом остатке – Лёшка, заделавшийся автомехаником, Лёшка, напяливший резиновый костюм…
Голова кружилась. Он залпом проглотил стакан апельсинного сока, поданного официанткой, и топтался в ожидании Мирчи.
Отец Дины, крупный короткостриженый мужчина с солидным животом, отлучился позвонить. Новость он воспринял на удивление сдержанно, лишь при упоминании Драгоша маленькие глазки его замерцали.
Эмилю Мирча никогда не нравился. Дина, слава Богу, пошла в мать – такая же высокая, с тонкими чертами. Хотя порой проскальзывали отцовские нотки, и чем дольше жила она в городе, тем чаще: презрение, высокомерие, холодность.
– А он правда бандит? – как-то спросил юный Эмиль.
Дина пожала плечами:
– Наверное. Его друзья – точно.
«Ну чего он возится? – кусал ногти Эмиль. – Динка с этим дураком… с Лёшкой…»
– За мной, пацан.
Мирча шел, застегивая куртку. Показалось или под ней и впрямь кобура?
У ресторана урчал двигателем громадный внедорожник. Средних лет мужик с гробовой физиономией поприветствовал бизнесмена, но не Эмиля. Мирча распахнул дверцы:
– Залезай.
Мальчик покосился в комфортабельный салон.
– Вы милицию вызвали?
– Залезай, – повторил бизнесмен мрачно.
Эмиль подумал о Дине и обреченно полез в джип. За ним втиснулся Мирча.
– К супермаркету, – приказал он водителю.
Автомобиль тронулся – от сравнительно оживленной развязки между рестораном и заправкой к пустой Рудничной улице и дальше, дальше.
Водитель поигрывал желваками, под зеркалом раскачивалась флуоресцентная голова Иисуса.
– Ну вот что, сученыш, – сказал Мирча вкрадчиво. От него пахло дорогим одеколоном. Эмиль сжался, ощущая себя маленьким мальчиком в преддверии порки. – Если вы с Диной решили пошутить – без проблем. Дочка моя, конечно, месяц на жопе сидеть не сможет, но ты пойдешь себе домой, в свою вшивую халупу, к сумасшедшей бабке.
Эмиль залился краской, напрягшиеся кулаки побелели. Ярость, обида выветрили страх:
– Мы не…
– Но если с Диной что-то случилось, – продолжал Мирча, – если хоть волосок…
Джип проехал Буху и остановился на краю обрыва. Мальчику померещились уродливые истощенные силуэты, бродящие за остовом супермаркета.
Когда он вылезал из джипа, Мирча положил тяжелую пятерню ему на плечо:
– Косма, – сказал бизнесмен. – Семейка дегенератов.
Эмиль проглотил обиду. Он смотрел вниз, на Зверюгу. Груда металлолома, вмятина в боку. Кирпичи вместо колес. И фары наверняка разбиты… Заставить этот хлам ездить не сумел бы и гений.
Мирча пихнул Эмиля, и мальчик пошел к фургону.
– Побежит – шмаляй по ногам, – сухо сказал бизнесмен мордовороту-водителю.
С замиранием сердца увидел Эмиль в руке мужика пистолет.
– Дина! – приглушенно крикнул Мирча. – Доченька, ты здесь?
Угрюмые мужчины обогнули фургон. Так охотники крадутся к спящему тигру. Только вот Зверюга не спала.
Громила шел вдоль правого борта. Мирча – он тоже извлек оружие, тускло сверкающее вороненым стволом, – отворил ржавую створку.
Эмиль заметил бечевку, натянутую через бортик, уходящую под днище.
Услышал стон, едва различимый. Звук доносился из кабины.
Он сделал пару шагов, и громила преградил дорогу:
– Ну, ты!
– Отойдите! – потребовал мальчик, осмелев.
И тут Мирча завопил. Крик, полный скорби и отчаяния, взлетел к луне, к клочковатым тучам.
Они опоздали. Он, Эмиль, опоздал, кривоногий идиот, вонючий трус.
Мирча, по пояс забравшись в кузов, прижимал к себе тело дочери. Безвольно моталась откинутая назад голова. Пряди липли к обескровленному лицу, ужасная рваная рана зияла на девичьей шее. Морой, да, морой выгрыз мясо до позвонков, и запястья изгрыз острыми клыками, и груди исполосовал.
– Кто это сделал, доченька, кто?
Безутешный отец тряс мертвое тело, голова болталась из стороны в сторону, черты смазались…
Но почему на Дине спортивный костюм?
Эмиль зажмурился. Открыл глаза. Не шестнадцатилетняя девушка лежала в объятиях Мирчи Брэнеску, а взрослая женщина с выжженными перекисью локонами.
И это горькое «доченька» Мирча шептал, целуя холодные щеки тети Алины Букреевой, парикмахерши.
Обман, иллюзия, как с Лёшкой…
Что-то шевельнулось под фургоном, серая клешня высунулась из темноты.
Стон. Снова.
Эмиль метнулся к кабине. В тот же миг удивленно ойкнул мордоворот. Громыхнул выстрел – Эмиль не обернулся. Не помощь он привел, а мясо для чудовища, но Динку еще можно вызволить.
Она сидела за рулем. Руки связаны (Эмиль узнал Лёшкин кожаный ремень), во рту кляп. В выпученных глазах мольба.
Очередная галлюцинация? Или живая? Начхать. Больше он не струсит.