Самая страшная книга 2018

Тагай смотрел полусотенному глаза в глаза. Лицо его, ветром, морозом и солнцем выдубленное, было точно из дерева вырезано.

– Смелый, – кивнул Скрябин. – Али наоборот? Страшно ведь тебе, Тагайка, песий ты сын? Еще как страшно… Нешто! Потерпи немного, скоро страшно не будет. Ты крещеный, тебе в рай дорога открыта…

– Служилый! – окрикнул Лонгина Замятня, хмурясь тревожно. – Окстись! Образумься…

– Я при своем разуме, атаман, – полусотенный обернулся к нему, глядя из-под бровей. – А ты при своем будь. Не поспеем за беглыми – горе нам будет. А коли с каждым трусом будем лясы точить…

Не договорив, он выхватил саблю и одним движением, кругом себя обернувшись, рубанул вогула по лицу. Не вскрикнув даже, Тагай рухнул на колени. Красная, как рубин, кровь хлынула из рассеченного лица. Тяжелая сабля рассекла кость, почти разделив голову на две косых половинки. Пару сердечных ударов простояв на коленях, вогул рухнул навзничь – мертвый.

– Горе дому сему, – отчеканил Лонгин, Замятне в глаза глядя. – И бысть мертвым непогребенными, и живым – во скорбях.

Лето 7113-е, месяца мая день пятнадцатый

Туман-озеро, огромное, точно море, встало перед войском. Рекой к нему не добраться было – Пелыма, по весне половодная, растеклась болотом, плавнем, заполнившись корягами огромными, точно спруты морские. Оттого и беглые на берег сошли, тайгой двинувшись. Здесь же, в заболоченных берегах, мглой укрытых, гиблых, углицкий след уводил в самую топь. Городя гати, по-прежнему шли беглые без сна и отдыха – который уже день. «Да нешто мы железные?» – роптали казаки. Стрельцы вторили им, на десятников зло поглядывая. А Скрябин все торопил, гнал людишек вперед, в мертвую с зимы трясину, на гати, что после беглых остались. Кричал до хрипу.

К полудню казаки взбунтовались. Прислали к Замятне выборных.

– Батька! – шапки заломив, поклонились те. – Хочешь – руби нас, хочешь – стреляй, да только дале не пойдем. Почто нам те чертовы топи собой мерять? Сгинут там беглые – туды им и дорога! А нам – до дому вертаться! Не ты повернешь – сами пойдем, уж не осерчай!

Замятня, с лицом от гнева белым, посмотрел на Лонгина.

– Слыхал? – спросил коротко.

– Слыхал, – сквозь зубы процедил Скрябин и добавил, к посланцам обернувшись: – Собирайте всех. Буду говорить.

Низкое, облаками укрытое небо изливалось холодной моросью. Люди толпились, выискивая себе сухое место, месили сапогами смешанную с тиной грязь. Посередке, на невысоком пригорке, стояли Скрябин с Замятней. Полусотенный, оглядев собравшихся, заговорил:

– Сегодня услышал я от вас: «Дале пути нет!» Первый раз вы мне о том сказали, в глаза глядя, но не первый уже между собой о том рядились. «Мертвая топь впереди!» – говорили вы. «Беглые сгинут!» – говорили вы. А только припомните – не то ли вы говорили, в чащу вогульскую заходя? И ранее – по реке сплавляясь? Сколько раз уж могла прибрать беглых себе Тайга?! Река заглотить, звери задрать, голод уморить? Да только все им нипочем оказалось – идут! И на пути своем крепче вас! А знаете ли вы, православные, зачем идут углицкие беглецы? Пошто колокол набатный на себе тянут? Знаете?! Так я вам скажу! По сатанинскому наущению зло сотворить!

Он умолк, переводя дух. Стрельцы и казаки смотрели на него с испугом, перешептывались тревожно.

– Не хотите далее идти – воля ваша! Ни княжьим наказом, ни царевой волей понуждать вас не буду – ибо нету их тут! Здесь, в местах этих древних, один Господь Бог судией вашим делам будет. Я же так скажу: кто веру имеет, пусть со мной по следу беглых двинется. Коли надо будет – я и один пойду. Остальных же по-христиански прошу дать мне и моим сподвижникам день до рассвета. Не позже того срока мы к вам возвернемся – и с честью домой направимся. А ежели нет – вертайтесь в Пелымский острог без нас.

Тишина повисла, только шелестом капель нарушаемая. Мяли в руках шапки стрельцы, жевали ус казаки, иные добела рукояти сабель в руках сжимали. Наконец первый из строя вышел Семен сын Лазарев. Поклонился и позади полусотенного встал. Вздохнув тяжело, за ним подался и Ерема-казак, на атамана взгляд виноватый бросив. Потом еще выходили, больше стрельцы, но и казаки тож. Набралось людишек с десяток.

– Ты, атаман, – Лонгин обратился к Замятне, – отыдь на сухое место и стань лагерем. Жди нашего возвращения, как условлено. А не дождешься – уходи, за нами никого не посылай.

Тихон сын Васильев рот открыл, будто что сказать собрался, да промолчал. Кивнул, руку на плечо полусотенному положив.

– Ступайте с Богом.

Растворяясь в сырой мгле, уходил отряд Лонгина Скрябина по гатям, беглыми устроенным. Уходил в гробовом молчании. Оставшиеся провожали их взглядами тревожными, какими, бывало, смотрит честной люд в сторону юродивых.