Самая страшная книга 2018

Доктор? Точно, доктор – с саквояжем в руках. Софрон топтался позади, о чем-то взволнованно говорил. А Зойка и сама знала, что хозяйке пришло время родить.

Большая схватила Маленькую, прижала к себе и зашептала:

– Все, Зоинька, началось. Доктор приехал. Давай иди, поспевай…

Зойка с силой толкнула дверь. Взвизгнули расхлябанные запоры. Образовалась щель между створками. Большая просунула в нее Маленькую и швырнула подальше, на нетоптаный снег. Маленькая упала и осталась лежать, как кусок сухого навоза. Никто в темноте и не разглядел бы.

Большая стала наблюдать. Черный комок шевельнулся. Залаяли соседские псы, но сразу замолчали. А потом завыли, тягостно и горько.

От двери матерно заругался Софрон, взял метлу и стал пробираться по сугробам к забору. Застучал о него метлой, отгоняя беду. Да где там! Чужие собаки всегда чуют Маленькую, тоскуют, боятся. А свои дворовые псы давно поиздохли.

Черного комка уже на месте не было. Смутная тень в свете из окон скользнула к крыльцу. Хорошо, что дверь парадного не заперта по обычаю – для легких родов. Будут им сегодня легкие роды.

Большая Зойка поняла, что уже видит все глазами Маленькой, и порадовалась. Отпрянула от створок, пошла в свой угол. Уселась и опустила темные сморщенные веки. Так удобнее смотреть.

По лестнице, раздувая юбки и белый фартук, сбежала новая горничная Аниска. Ишь, как хлестнула подолом по лысой головенке Маленькой. Но Зоинька умница, обхватила перила ручонками, удержалась.

Вот бы дотянуться до Анискиной белой шеи… Нет уж, Маленькая, не отвлекайся. Не уйдет от тебя эта Аниска. Сначала навести хозяйку.

Вот так незадача! Крашенные в розовый цвет двери в хозяйкины покои закрыты. Это не беда. Маленькой терпения не занимать. Но жирная корова Домна поначертила на них какие-то знаки! Как бы Зоинька не испугалась. Нет, ничего, притаилась возле лепнины, ждет. И Большая подождет.

А псы все воют. Нет, это не собачий вой. Это мамонька голосит в их каморке возле кухни. А Зойка скорчилась возле сундука – мамонька опорожнила штофик и теперь злая. Может прибить, если Зойка высунется. Мамонька все время дерется, стоит только Домне пожаловаться: твоя девка все под ноги лезет, всем мешает. Или – твоя девка опять хозяину на глаза попалась. Или еще вот – твоя девка чашки расколотила. Мамонька часто кричит на Зойку: «Байстрючка!»

Но иногда, напившись вина, гладит разбухшими руками, от которых воняет горчицей и щелоком, жидкие Зойкины космы и шепчет: «Ты, Зойка, смекай: не нашей ты породы, не хрестьянской. В тебе господская кровь! Будь умницей, мож, отец твою судьбу устроит».

Зойка часто смотрится в половинку круглого зеркальца и видит серые жидкие волосенки, невзрачные голубоватые глаза. Как у хозяина Аристарха Петровича. А мамонька – красавица, с русыми кудрями и травяной зеленью в глазах. От кого ж немочь в Зойкиных лице и теле? Точно не от нее.

А мамонька все голосит, бьет кулаком то по столу, то по тугому, как барабан, животу. Кричит: «Куда ж я пойду-то? Одно дите порченое на руках, другое под сердцем. Кому я нужна с приплодом?»

Мамоньке отказали от места. Домна на кухне разворчалась: «И правильно. Нечего свою манду под каждый уд подставлять». И сунула Зойке сухарь – вку-у-усный, от хозяйского пирога. Сказала, глядя, как Зойка мусолит его: «Ишь, лопает. Немтырь, уродина, а жалко – живая ж тварь».

А Зойка вовсе не немтырь. Она разговаривает. Только никто не слышит. Кроме Маленькой… Э-эх… Что-то зевается. Как же долго время тянется. Так и уснуть можно. А без нее Маленькая Зоинька не справится.

2

В людской заполошная Аниска все никак не могла успокоиться – повторяла между шумными глотками чая из блюдца: «Мальчик! Да такой крупный – головенка что тыковка! Аристарх Петрович на радостях доктору четвертной отвалил, сама видела».

Домна поджимала крупные губы – обижалась. Ее в этот раз не позвали «бабить», помогать при родах. Еще обиднее был четвертной, попавший в чужой карман. Как будто этот доктор, а не она, постарался, чтобы хозяйка не скинула дитя прежде времени, готовил для нее наговоренные отвары да обереги на каждый день.

Но потом пухлые, как подушки-думки, щеки расплывались в улыбке – дождался-таки Аристарх Петрович наследника. Слава Ему! А то ведь что за напасть – две жены скончались от преждевременных родов вместе с младенцами. Это за пять лет-то!

Открылась дверь. Сквозняк разбавил приторными духами запахи щей и лука. Вошла экономка Аделаида Исаевна, она же Адка, подлюка и гада. Морда красная, рюши на блузке скособочились, одна пуговица не застегнута. Видать, Аристарх Петрович не сдержался, на радостях побаловался с Адкой.

Подлюка вытащила из-под ажурной шалки графинчик простого стекла.

В нем заманчиво и ало плеснулась настойка. «Брусничная, из хозяйкиных запасов», – подумала Домна и расторопно накинула на клеенку свежую салфетку.

Графинчик опустился на середину стола, рядом появилась большая груша, карамельки. Аниска, которая вскочила при появлении «гады», затопталась на месте, не сводя глаз с угощения. Охоча девка до сластей. Как бы однажды они ей поперек горла не встали…