Самая страшная книга 2018

– Выпейте за новорожденного, – манерно, в нос, сказала Адка. – Да хранит Господь мать и дитя.

Домна наложила размашистый крест, моргнула Аниске: ну чего ты, дурища, порядку не знаешь? Горничная быстро и мелко перекрестилась.

– Премного благодарны, Аделаида Исаевна, да не оставят небеса и вас своей милостью, – пропела Домна. – А то бы присели с нами. Ведь почитай сутки на ногах.

Меж тем острые и пронырливые глаза Домны исподтишка так и впивались в припухшие губы экономки, в прядки, которые выпали из прически. С чего бы это ей так угождать прислуге? Не иначе задумала что-то… Но все их хитрости – экономок, ключниц, горничных, судомоек – у Домны как на ладони. Хозяйка-то еще месяца два в постели проваляется. Такой бутуз, поди, поизорвал ей там все… Аристарху же свет Петровичу одному не спится. Вот и юлит Адка, заискивает. Боится, что Домна донесет хозяйке. Как не раз бывало.

– Почему бы и не присесть? – уже нормально, по-человечески, без гнусавости, сказала Адка и смахнула несуществовавшую пыль с табурета. Уселась и задорно предложила:

– Ну что, по первой?

Домна разлила настойку, пошевелила толстыми губами и опрокинула стаканчик. Эх, крепко зелье… Уж не подмешала ли чего в настойку эта Адка? Сама-то даже не пригубила.

Кухарка захрустела карамелькой. Хрупанье звоном отдалось в полегчавшей голове, перед глазами поплыли радужные пятна. И все же Домна поинтересовалась:

– А вы сами-то чего ж, Аделаида Исаевна?

– Так кровя… Как вы, Домна Егоровна, научили, острого и горячительного остерегаюсь, – ответила Адка и тем самым без масла влезла в Домнину душу.

«Как же, кровя у нее…» – подумала Домна, но не смогла не подобреть.

– А еще одна, дай бог, не последняя, – весело сказала она и снова налила. А потом еще.

Когда графинчик опустел, Аниска устроила локти прямо на столе, уронила на них русую, в завитых кудельках голову. Раздался посвист, какой можно услышать, когда малец наиграется и заснет. Домна и Адка засмеялись. И вот тут-то «гада» проявила себя. Спросила:

– Домна Егоровна, а почему болтают, что в доме нечисть завелась? И вроде бы от нее хозяйские жены мрут?

Другой бы раз Домна нажаловалась на экономку хозяину, но только не этой ночью. Что тут говорить, улестила ей «гада», растопила душеньку. От наливки да ласковых слов слетели запоры с Домниного языка.

– Пусть болтают. А вы не слушайте. Помстится что – не смотрите. Да молитовки не забывайте.

– Что, что, Домна Егоровна, помститься может? – Адка уставила на кухарку расширенные зрачки.

Эвон как экономку разобрало-то… Не иначе заметила чего… А, пущай знает! Мож, поостережется.

– Десять годков тому назад наш Аристарх Петрович заладил щупать бока судомойке Стешке. Красивая бабенка… была. Волосы короной, глаза звездами. За ночь так мог заездить ее, что Стешка нараскоряку в кухню вползала. Первая жена Аристарха все не беременела, а вот Стешка мигом мыша словила. Ей позволили рожать, я и приняла байстрючку. Вот этими руками… – взгрустнула Домна. Поднялась с места, подошла к ларю с картошкой и вытащила уже свой графинчик. С беленькой. Налила себе и Адке. Змеюка, видать, про свои кровя забыла и махнула полстаканчика.

– Дальше, дальше-то что? – спросила Адка, затаив дыхание.

– Знамо что… почитай, два раза в год я Стешке помогала плод изгнать. По наущению тогдашней жены Аристарха Петровича. Стешкина девка росла, лицом вся в отца. А умом – невесть в кого, к тому же немая. Пока однажды Стешка не заупрямилась, отказалась отвар пить. С чего бы? Тут я и дозналась, что нагуляла она. Не от нашего благодетеля плод оказался. Вестимо, я донесла. Должен же в этом доме порядок быть? Аристарх Петрович распорядился прогнать изменщицу вместе с девчонкой, Зойкой ее звали. Ну, дворник и вытолкал Стешку взашей. Она узлы бросила, в каретный сарай зашла. И там… – Домна выкатила из-под пухлых век темные глаза, ее голос упал до хриплого шепота: – Руки на себя наложила!

– Как?! – выкрикнула Адка и сглотнула слюну.

Кухарка усмехнулась одобрительно:

– А вы, Аделаида Исаевна, гляжу, охочи до таких историй…

А потом все же рассказала:

– Повесилась она. Не пожалела ни дитя, которое вот-вот должно родиться, ни девчонку свою убогую. Служивых и чиновных понаехало – не счесть. Все расспрашивали да вынюхивали. Только с тех пор, как зайдешь со свету в темную комнату, так и блазнится: висит удавленница, раскачивается. Потом глаза открывает, а они ровно тухлый куриный белок, и смотрит на тебя. Или поманит. Коли поманила – беда. Сам вскоре приберешься. Так со всеми женами нашего благодетеля случилось, – закончила Домна и вдруг по-трезвому строго прикрикнула: – А ну, говорите, Аделаида Исаевна, видели вы ее?

– Видела… – захныкала Адка. – Вот вышла от Аристарха Петровича, он меня звал постель ему разложить, а она тут и колышется в воздухе.

– Манила? – продолжила допытывать Домна.

«Гада» помотала головой так, что слезы в разные стороны брызнули.

– А чего вы добавили в наливку? – еще больше посуровела кухарка.

– Спи-и-рту… – заныла Адка, скривив рожу и враз потеряв привлекательность.