Самая страшная книга 2018

Сашка был человеком в городе новым, три месяца назад приехавшим по комсомольской путевке с чемоданом пожитков, томиком Конан Дойля и большими надеждами. Нет, не диккенсовскими, своими. После армии ему предложили работать в милиции. Тут Сашка и загорелся. Мысль вылавливать бандитов, убийц, расхитителей социалистической собственности и прочих вражин пришлась по душе. Окончил курсы, получил сержантские кубики на петлицы и… из родного Иваново, города большого и неспокойного, был направлен участковым в провинциальный, коченеющий Пучеж. Городишко с населением в пять тысяч человек, речным портом и полным отсутствием преступности как таковой. Никаких тебе банд, ограблений и лихих погонь с перестрелками. Кражи кур, семейные свары, редкие пьяные драки. Рутина и скука. Так казалось, пока не завертелась вся эта страшная карусель.

Двадцать четвертого пропал Васька Коршунов, соседский пацан-третьеклассник, шебутной, энергичный, успевший пару раз обставить Сашку на уличном чемпионате по шашкам. Васька, насвистывая и бренча ведерком, ушел на реку с самодельной удочкой и пропал. Хватились лишь к вечеру. Прочесали берег, подвалы и стройки. Мальчика не нашли. На следующий день толпа сцапала на рынке пришлых цыган. Окровавленных, расхристанных ромалов еле отбили из рук обыкновенно незлобивых, а тут прямо осатаневших пучежских мужиков. В здании милиции выбили стекла. Рьяных активистов скрутили.

По кривоватым пустынным улочкам летела вихрями пыль, и от пустоты этой становилось не по себе. Гнетущее напряжение ползло в раскаленном, застоявшемся воздухе. Город притаился в ожидании чего-то ужасного. Навстречу попалась неловко улыбнувшаяся молодая женщина с пустыми ведрами и гнутой дугой коромысла. Поздоровались и разошлись. В приметы Сашка не верил, но сердце предательски екнуло.

Мимо с треском, громом и криками промчался старый велосипед, облепленный полуголыми, загорелыми до черноты пацанами. Последним семенил серьезного вида мужчина лет шести, придерживая сползающие штаны и взбивая босыми ногами дорожную пыль.

«Cтервецы», – невольно позавидовал Сашка. На речку намылились. Хотелось самому бросить все и окунуться в медленную теплую воду.

– Эй, осторожней там! – крикнул он вслед.

– Хорошо! Ладно! Здравствуйте! – вразнобой отозвались звонкие голосишки, и кавалькада свернула в проулок. Шестилетний мужчина на миг задержался, помахал милиционеру и кузнечиком упрыгал за остальными.

Куда родители смотрят? А разве удержишь? Каникулы, чтоб их. Насчет детей вчера с населением беседу провели, предупредили, а толку?

Завражье теснилось старенькими, дореволюционной постройки, домишками. Огородики, вишня, заборы. Деревня деревней. Он свернул на перекрестке, минуя старое пепелище, ощетинившееся ребрами горелого сруба. Среди зарослей сирени и неухоженных яблонь высилась крыша крайнего дома. Дальше кладбище и стена темного хмурого леса. Сашку поджидала делегация из парочки древних старух, грязноватой белой козы с печальными глазами, глодающей ветки, и вихрастого мальчишки лет десяти, секущего палкой жухлую лебеду.

– Явился! – вместо приветствия всплеснула руками бабка с личиком, похожим на печеное яблочко.

– Здравствуйте, – мило улыбнулся Сашка. Подумаешь, задержался. – Сержант Говоров по вашему приказанию прибыл.

– Второй час ждем, – огрызнулась вторая старуха, горбатенькая, никнущая к земле.

– А вас как зовут, дорогие гражданочки? – Сашка решил не вступать в перепалку с опытным и заранее отмобилизованным противником.

– Клавдия Петровна я, Сотникова, – представилась первая.

– Марья, Марья Афанасьевна Лебедева, – повела остреньким носом вторая.

– В чем дело, гражданки?

– Вот в ем, – Клавдия потыкала скрюченным пальцем в сторону крайнего дома. – Хозяина седьмой день не видать.

Сашка присмотрелся к дому. Обычный, рубленый, весь какой-то неухоженный, осевший на сторону пятистенок. Бревна посерели и растрескались, выпустив неряшливую бороду рыжелого мха. Шелушащаяся, паршивая дранка на крыше. Маленькие слепые оконца с набитыми между рамами газетами посматривали угрюмо и нелюдимо. Под кровлей комком бурой глины прилепилось ласточкино гнездо. Ничего, скоро снесут эти пережитки и настроят новых, светлых, красивых домов. Не узнать будет город.

– Кто хозяин? – спросил Сашка, открывая планшет.

– Федька Ковалев, – сообщила старушка. – Бобылем живет, один-одинешенек, молчун страшный и домосед.

– С соседями, с нами значит, почти и не зналси, – обиженно сказала вторая.

– Разберемся, – убежденно пообещал Сашка, просматривая ведомость. Еще бы, такой орел и не разобрался. Всю жизнь к этакому сложнейшему делу готовился.

Такс, Федор Алексеевич Ковалев, восемьсот семьдесят девятого года, уроженец Самары. Ишь в какую даль занесло! Рабочий пучежского городского кладбища. Удобно устроился, до работы двести метров через лесопосадку. Приводов в милицию и проблем с законом не имел.

– Пьющий?

– Ни разу пьяным не видела, – призналась Клавдия Петровна. – У нас его через то блаженным прозвали.

– На основании? – Надо же, не принимает вина человек, и сразу его в сумасшедшие занесли.