– Вафля! – повторил он с такой искренней радостью, какую выражают при встречах только маленькие дети. – Я знал, что ты меня услышишь!
Олег оторопел. Мишкины бледные губы растянулись в улыбке, держа медведя за лапу, он обернулся и повторил:
– Папа, я есть хочу.
Олег подхватил сына на руки, прижал к себе, стараясь не смотреть в глаза Вафле, гадая, видит ли Мишка того же Вафлю, что и он.
На кухне в неработающем холодильнике нашелся только сгнивший помидор и покрытый бархатом синевы сыр.
– Гадость, – сказал Олег, захлопывая холодильник. – Мы сейчас в магазин пойдем. Или кафе. Там всего возьмем, что захочешь. А потом сразу домой, к маме… – Олег осекся, вспомнив неподвижное тело.
– Папа, а ты что, теперь пират? – поинтересовался Мишка.
– Ага. Записался на корабль. Наверное, скоро уплыву далеко-далеко.
– Как далеко? Дальше, чем Африка?
– Дальше. До Луны и обратно, – вздохнул Олег. Собственное будущее он представлял плохо, но однозначно не в радужных тонах. – Буду искать тех, кто тебя сюда привел. Помнишь, как сюда попал?
– Была тетя. С девочкой, – пожал плечами Мишка. – Мы шли куда-то, а потом я помню уже здесь.
– И где эта тетя? Когда она приходит?
– Я не знаю, – Мишка зевнул. – Она была потом еще, а потом перестала. Наверное, целый год уже не приходила.
Олег задумался, высчитывая, сколько времени это может быть в реальности.
Мишка снова шмыгнул носом.
– Ну-ну, сына. Ты молодец! – Олег потрепал Мишку по голове. – Я найду эту тетю с девочкой, это я тебе обещаю!
– Так девочка здесь, – Мишка поднял глаза, зеленые, как у мамы, на исхудавшем лице казавшиеся в два раза больше.
– В смысле – здесь? – опешил Олег.
– Мы с ней разговаривали сначала через двери, потом она перестала отвечать.
Олег почувствовал, как холодеют руки, от пальцев к локтям, и вспомнил о второй двери.
– Только сначала я зайду, ладно? Ты жди.
Одинаковые двери открывались одним ключом. Олег осторожно заглянул в комнату – она была такая же пустая, и запах здесь стоял такой же: больной и мерзкий, только вместо матрасов к стене приткнулась кроватка, и с первого взгляда было видно, что лежащая в ней девочка мертва. Олег узнал белые сапожки, вспомнил малышку с площадки и не смог вздохнуть.
– Не смотри! – прошептал он, заслоняя собой проем, но Вафля и вслед за ним Мишка уже пробрались внутрь и тоже смотрели на девочку.
Мишка пожал Вафлину лапу, что-то прошептал в плюшевое ухо, и Вафля замер, потом разбежался и запрыгнул на кровать, завозился там, подлезая под неподвижные пальчики, устраиваясь, как в шалаше. Он посмотрел на Олега из этого укрытия, внимательно, словно что-то говоря, но языка у него не было. Правая глазница отдалась резкой, пронизывающей до темечка болью, и оба глаза, правый карий, Олега, и левый зеленый, Маринкин, выскользнули, упали на пол блестящими шариками, и изо рта выпал зуб, и Вафля снова стал Вафлей, мягким шоколадным медведем.
– Пока, Вафля, – грустно попрощался Мишка.
– Не смотри, – вскрикнул Олег, все пытаясь уберечь Мишку, хотя было поздно уже уберегать то, что не уберег до этого, за чем недосмотрел, что не предвидел.
– Пап, ты чего? – спросил Мишка. – Ты же говорил, мальчики не плачут.
Они спустились в пустой, заросший сорной травой двор. Олег крепко прижимал к себе сына. Во дворе он остановился, пытаясь сообразить, в какой части города они находятся.
– Я сейчас, погоди, – он опустил Мишку, доставая телефон.
Еще до того, как он кликнул по иконке приложения, послышался шум мотора, захлопали дверцы, Олег оторвался от экрана и замер. Из автомобиля выскочил неприятный следователь, кто-то еще, но Олег смотрел и видел только Марину. Ты жива, моя девочка, и все хорошо.
– Это он! – закричала она высоким надсадным голосом. – Миша!
И потом снова: «Это он!»
Олег улыбнулся, Мишкина рука выскользнула из его руки, и Олег смотрел, как сын идет к маме, и та бежит навстречу, распахивая руки, и на это можно было смотреть бесконечно, и это было последнее, что увидел Олег своим левым глазом, прежде чем кто-то схватил его, грубо заломил за спиной руки, ударил в затылок, и он больно приложился скулой к холодной скамейке. Его держали крепко, но Олег все пытался повернуть голову так, чтобы увидеть, как жена обнимает сына.
Ванькина любовь