Отчаяние не просто разбухло, а вырвалось наружу. Глеб вернулся к шлагбауму, ввалился в кабинку, где сидел сторож.
– Тут парень проходил с тележкой! – сказал Глеб. – Он местный? Гараж есть? Как зовут, знаешь?
Сторож не торопился с ответами, видимо размышляя, что ему делать с незваным гостем. Потом произнес:
– Нет, первый раз видел. Может, сын чей-нибудь. Мало ли их тут шляется.
– Куда пошел?
– Я за ними смотрю, что ли? – пожал плечами сторож. – Украл что-то? Обувь? У нас камеры есть, если что. Вечером приходи, я тебе запись прокручу. Но там ничего особо не разглядеть. Дешевенькие.
– Гараж горел, – сказал Глеб. – Давно дело было?
– Вчера вечером. Вспыхнул как спичка. А ты хозяин, что ли?
Определенно, пора было возвращаться домой. На работу он безнадежно опоздал. Позвонит и отпросится на день. Отлежится. Выспится. Нельзя было давать шанса очередному витку депрессии.
Вернувшись домой, Глеб в первую очередь вымылся. Стоял под струями горячей воды, чувствуя, как унимается дрожь, а к онемевшим от холода ногам возвращается чувствительность. Отлеживаться не хотелось, а хотелось все же броситься на поиски того парня с тележкой, как бы по-идиотски это ни звучало. Перед глазами возникал женский каблук среди обгоревшей требухи.
Что за обувь была тогда на Вале? Глеб не помнил. Кто вообще запоминает, во что обувается жена, уходящая в парикмахерскую?
Он все же уснул, забившись под одеяло. Чувствовал жар, разлившийся по телу и выступивший каплями пота на висках. Проснулся ближе к вечеру, разбитый. Долго рылся на полках, вспоминая, куда поставил банку с кофе, будь она проклята. Вспомнил, что кофе закончился утром, и выбрался из квартиры в вечерний злючий холод, за покупками.
Пересек улицу, мимо киосков с шаурмой и свежими булочками спустился в подземный переход, где сквозь гул машин над головой прорывался нестройный гитарный бой. Что-то из русского рока.
Играли неумело и в чем-то неуловимо фальшиво. Впрочем, чего еще можно было ожидать? Проходя мимо, Глеб бросил взгляд на играющего: глухонемой попрошайка, ошивающийся здесь постоянно. Шапка на затылке, блестящий от пота лоб, драная куртка с пучками меха, лезущего из швов. Пальцы перебирают струны. Рядом на картонке надпись: «Глухой, но играю с душой. Подайте на еду».
Глеб узнал паренька сразу. Того самого, с тележкой. Утром он совершенно не походил на попрошайку.
Увлеченный паренек играл, прикрыв глаза, и не замечал остановившегося перед ним Глеба. Вечер, час пик, кругом сновали люди. Монеты звонко падали в раскрытый тряпичный футляр от гитары. Кто-то бросил полтинник.
Глеб хотел схватить паренька за шиворот, встряхнуть и прямо здесь, на месте, вышибить из него всю информацию. Возможно, вместе с зубами.
– Пустынной улицей вдвоем // С тобой куда-то мы идем… – начал подпевать пьяный мужичок в расстегнутой куртке, и на Глеба обрушилось тяжелое понимание происходящего.
Он сдержался, отошел в сторону, к лотку со специями. Паренек открыл глаза, провел языком по потрескавшимся губам и промычал что-то нечленораздельное, обращаясь к поющему.
Пьяный мужик повеселел, принялся горланить:
– О-о-о, «Восьмиклассница!»
Глеб представил, как глухонемой попрошайка с гитарой бредет пустынной улицей с восьмиклассницей. Вот только восьмиклассница уже мертва, лежит в тележке, укрытая куском брезента, и ее пышные белые банты давно сорваны и выброшены в пекло горящего гаража…
Он отошел еще дальше, чтобы не привлекать внимания. Вышел на улицу, потом вернулся. Жался то к стене, то к лоткам, выходил снова. Прошло часа два, прежде чем паренек стал собираться. Людей стало заметно меньше. Глеб поднялся из перехода, под мокрый снег с дождем. Пробрало холодом, да так, что клацали зубы. Или это гнев не мог удерживаться больше внутри.
Наконец паренек показался на другой стороне дороги. Он больше не изображал попрошайку и походил на студента-музыканта, возвращающегося домой после репетиции. Гитара болталась за спиной.
Глеб направился за ним, стараясь особо не приближаться – он понятия не имел, что будет делать дальше.
В какой-то момент паренек свернул в нутро жилых домов, и Глеб потерял его из виду. Он бросился следом, пару минут плутал под фонарями, затем обнаружил свежие следы на заснеженном тротуаре и увидел паренька у двери подъезда. Паренек был безмятежно рассеян. Он совсем не смотрел по сторонам. Может, действительно глухонемой?
Глеб сделал шаг в его сторону. В голове раздался шепот, стремительно сорвавшийся на крик:
«спасИМЕНЯ!»
Сомнений не осталось.
Паренек открыл дверь подъезда, повернул голову, и его глаза встретились с глазами Глеба.
– А ну стой, с-сучонок! – заорал Глеб, срываясь с места.
Паренек юркнул за дверь. Доводчик не давал ей закрыться слишком быстро. Один прыжок, второй… Глеб ворвался в подъезд, побежал к лестнице, догнал паренька между вторым и третьим этажами, схватил за ворот.
Ноги паренька заплелись, он упал, хватая руками воздух. Хрустнула гитара. Глеб нанес первый удар, угодил в скулу. Потом еще раз – по губам.
В голове истерично шептал женский голос: «помогинайдиспасименяяздесьпомоги».