– Отправимся поутру – завтра вечером будешь в своем поселке.
Женщина попыталась возразить, мол, нужно отвезти подростка в крупный поселок, вдруг его ищут, да и вообще негоже оставлять малолетнего в полных опасностей местах.
Бородач ответил:
– Знаешь, как здесь говорят о том, что нельзя стоять на пути человека и вмешиваться в его жизнь? «Не кричи ветру, что он не туда дует. Не лови его в свою шапку». Считается, что навязать свою волю другому – грех, за который придется ответить. Ибо неизвестно, кто или что направляет идущего. Отсюда множество обычаев: встретить с почтением любого бродягу, предоставить кров и еду, не спрашивать ни о чем, не провожать и не прощаться. Вдруг за людьми наблюдают таежные духи?
Женщина опасливо оглянулась на черную стену деревьев.
А Бориска прямо у костра провалился в сон, на этот раз без сновидений.
Утром они тронулись в путь.
Компания путешествовала на небольшом катере. Когда Бориска бывал в Кистытаыме, видел с берега, как моторные лодки бороздили Лену, соперничая с речным змеем в реве и скорости, и мечтал, что когда-нибудь прокатится на одной из них.
И вот он на палубе катера, но от этого никакой радости. Как натарский змей отнесется к самым лучшим в мире людям, которые ради него поменяли маршрут, да и вообще вели себя так, будто никого важнее «маугли» нет на белом свете?
Оказалось, бородач был из этих краев, другие, то ли в шутку, то ли всерьез, называли его егерем. Спутники егеря – жердявый и женщина – были туристами откуда-то из совсем дальних мест, которые и представить трудно. Жердявый все больше молчал, стоял на палубе и смотрел вдаль, а женщина, которая поначалу сторонилась Бориски, к середине дня привыкла, стала хлопотать вокруг него: то накрывала его красивым мохнатым одеялом под названием «плед», то приносила что-нибудь вкусное. Чем-то она напомнила горемычную Дашку, но мать никогда не заботилась о нем с такой нежностью.
Бориска больше молчал, может, из-за того, что отвык от людей, но ему было приятно слушать болтовню женщины, густой бас бородача и редкое карканье жердявого, хотя понимал из сказанного он далеко не все.
Вскоре на берегу показались дома.
– Твоя Натара, – кивнул егерь в сторону полузавалившихся избушек.
Поселок был пуст. Над крышами не вился дым. Не было повседневной суеты и обычных шумов: не ревела скотина, не рычал списанный с хозяйства золотопромысловиков бульдозер, не лаяли дворовые псы, не носилась горластая ребятня. Мертвая тишина окутывала еще недавно живой берег. Молчал даже речной змей, упрятав башку за камни.
Бориска прислушался к себе: вроде он должен обрадоваться возвращению, ощутить легкость и свободу, а вместо всего – горечь и пустота, точно что-то потерял.
Катер подполз к торчащим из-под воды столбам, в которых с трудом угадывались остатки причала.
– Эй, маугли! – Жердявый стоял за спиной. – Возьми-ка вещички, вдруг еще придется в лесу ночевать.
Он протянул большой сверток.
– Теплый спальник, консервы да кое-какой таежный припас. А мы назад будем возвращаться, с собой тебя прихватим, если захочешь, конечно, – добавил он и первый раз за все время улыбнулся.
Бориска принял подарок, переживая странное чувство – слезы пополам с радостью. Ему никто раньше не дарил что-то вот так просто.
Бородач потрепал за плечо, женщина приобняла. Бориска спрыгнул на шатающиеся доски и, с трудом держа равновесие, перескочил на берег; когда он обернулся, то катер уже скрывался за изгибом реки.
Барак, в котором он раньше жил с матерью, пустовал, даже не было следов крыс, которые следуют за человеком в любую тьмутаракань.
Бориска открыл дверь их комнаты: изнутри дохнуло сыростью, нашатырем и, кажется, еще сладковатым душком смерти.
Он прошел дальше по коридору и заглянул к соседям: то же самое, от былого порядка не осталось и следа. Будто те, кто покидал это место, старались забрать из комнат как можно больше ценных и не очень вещей.
Что Бориска искал среди этой рухляди? Другого человека или себя прежнего? Он вернулся на улицу. А что если Натара окончательно опустела? Куда ему идти?
Бориска закрыл глаза и прислушался. После встречи с добряками-туристами его обоняние притупилось. Но тут, в опустевшем поселке, оно снова набрало силу.
Рядом стояло почтовое отделение, под крышей висела перекошенная табличка, на которой видны были только последние буквы, остальные заслонили хлопавшие на ветру обломки шифера. От здания тянуло человеком. Нет, двумя. Один запах был ему знаком. Очень знаком.
Кусты неподалеку зашевелились. Бориска сморщился от похмельной вони, которую принес ветерок.
На поселковую дорогу вывалился человек. Одной рукой он придерживал штаны без ремня. Другую прятал за пазухой. Мутный взгляд раскосых глаз уперся в Бориску.
– Малец, ты откудова? – наконец спросил незнакомец и потер многодневную щетину.
– Жил я тут. С матерью, – угрюмо ответил Бориска.
Не отводя водянистых глаз, таких же, как у зэка из зимовейки, человек крикнул: «Вера!» Замер. Так они и простояли напротив друг друга, пока не открылась дверь почтового отделения.