Самая страшная книга 2022

– Ну, не знаю. – Дед наклонился в нему так близко, что он смог разглядеть волоски у него в носу. Ему показалось, что они отдавали прозеленью. – В таком случае она просто очень хитрая. И терпеливая.

1945

Митя сидел на подоконнике, обхватив колени руками и с тревогой следил за приближающимися тучами. Они ползли медленно, неохотно – сытые, тяжелые, ленивые. «Нет, нет, – повторял он мысленно как заклинание. – Нет, только не там. Пусть дождь пройдет здесь. Я хочу, чтобы он прошел здесь».

Ему казалось, что, как только упадут первые капли, как только набухнет пыль, как только рванут домой дети и как только хлынет из водосточной трубы его личный водопад – все наладится. Все станет как было. Все вернется. Может, и мама вернется. И даже позовет его снимать белье.

Если бы он пошел тогда из лагеря вместе со всеми, мама не бросилась бы со слезами и кулаками на Петра Иваныча – когда из автобусов вышли все-все дети, кроме ее сына. Ну, почти все-все дети. Если бы она подождала. Если бы он поторопился. Если бы она не отправилась его искать. Туда, где уже пролегла линия фронта.

Но он все же представил, как она зовет его. Уже позвала. И он уже сбегал, и снял, и принес – и бросил тяжелый мокрый, холодный ком на пол в кухне. Но теперь даже ком не был таким тяжелым, каким он был тогда, до войны, для хлипкого шестиклассника Митьки.

Ливень ударил, с грохотом обрушившись на двор, ломая сухие ветви и разметывая листья. В водосточной трубе что-то загрохотало – но вместо водопада скатилась лишь пара капель.

– Эй! – возмущенно крикнул Митя. – Где мой водопад!

В ответ на его негодование в трубе загрохотало сильнее, послышался скрежет и треск – и в нос ему ударила терпкая, липкая, сладковатая вонь.

С тихим шлепком на подоконник упал голубь. Точнее то, что было когда-то голубем. Склизкая тушка полуразложилась и от удара распалась на куски. В обрывках плоти копошились жирные опарыши. Сквозь перья пророс мох, в расколотом черепе колосилась кислица.

Митька успел перегнуться через подоконник – и сблевал наружу, на улицу. И краем глаза успел заметить – то, что из него выходило, было зеленым. По-прежнему, даже теперь. После.

2019

Олег открыл глаза внезапно. Вывалившись из тяжелого муторного сна. В избе было темно. Лишь слабо мерцала лампочка в дальнем углу. Над ним вплотную нависло лицо деда.

– Спи, – шепнуло ему лицо.

Олег послушно закрыл глаза. Горячее дыхание обдало лоб. Он почувствовал, как зубы аккуратно скусывают росток, потом еще один, и еще, и еще.

Когда дед закончил обгрызать траву на его лице, высосал побеги из ушей, прошелся языком по нёбу и спустился к груди, тогда Олег уснул снова.

Проснулся он от дурманящего запаха. Пахло травой, ромашками, клевером. Над ним склонились листья, кожу щекотали колоски – все сплеталось так туго, что ему казалось, будто он лежит в коконе. Он попытался оттолкнуть этот полог, и его взгляд упал на руки – нормальные человеческие руки. Пусть с потрескавшейся и испещренной дырками кожей, но тем не менее – кожей, а не мхом и не лишайником. Он издал торжествующий сип, снова толкнул травяную завесу и встал, разрывая побеги, лопая стручки и давя бутоны.

Все вокруг было забито травой. Его словно запихали в спичечный коробок, наполненный листьями: так в детстве он ловил гусениц, жуков и кузнечиков и, чтобы узники не голодали, набивал коробки зеленью. А потом забывал.

Он раздвигал траву руками, рвал пальцами, давил кулаками и продвигался вперед. Когда его руки наткнулись на стену, он стал на ощупь пробираться вправо. Так он нашел дверь. Так вышел из сеней. И задохнулся от солнечного света и воздуха – ничем не пахнущего воздуха. Он бросился бежать. Вперед – не открывая глаз, не переводя дыхания.

Потом он оглянулся. Но не увидел дедова дома. Лишь огромная копна травы – осот, кислица, ковыль, васильки, ромашки, вьюнки, подсолнух, плющ, земляника.

И над всем – раскинув руки, закинув голову – выбеленный до снежной чистоты скелет. Трава держала его, опутав кости, пронзив суставы, накинув петлю на шею, а он лишь улыбался. Невозможно широкой, во все зубы, улыбкой.

– Прощ-щ-щ-щ-щай, – прошелестела трава. Или с ним прощался дед?

И мгновение спустя все путы и петли содрогнулись, сжались – и в воздух взмыла белая костная пыль.

2018

– Дед. – Голос внука в телефонной трубке был глуховат, но разборчив. – Дед, а ты бы не мог узнать, не продает ли кто-то у тебя козу? Тут другу в голову взбрело в фермеры податься, так что… поспрашивай, а?

– О, лег… – В горле запершило, и дед закашлялся. – …ко. Легко, Лежик!

Елена Арифуллина Фантики

1942 г., Рита

Мне шесть лет, и я очень старая. Я не могу ходить: ноги не держат. Есть мне давно не хочется. В животе поселилась черная пустота, которая понемногу расширяется. Скоро она меня съест.