— Нехорошо как-то сидеть, когда другие работают. Не по-людски, — сказал он. — С вами пойду. Вдруг тоже на что сгожусь.
В сенцах вкусно пахло яблоками, лежащими в коробе с сеном. И, пока все одевались, гость непринужденно выцепил одно и с хрустом надкусил. Пожевал задумчиво и вытащил еще одно про запас. Сан Сановна толкнула маленькую дверку, ведущую из сенцов в пристройку, куда на зиму переезжало небогатое хозяйство: коза, козел и десяток куриц с петухом. Ваня поспешил следом за бабушкой, опасаясь оставаться наедине с прожорливым гостем, но и тот не желал отставать и увязался следом.
Пока бабушка с внуком привычно трудились, насыпая корм для куриц, выкладывая в ясли сено для коз, Геннадий стоял в стороне, доедая яблоки, и с интересом наблюдал за ними. «Пособить вызвался, а сам — ничуть не шевелится, — думала Сан Сановна, украдкой поглядывая на мужчину. — Только и знает, что ест, голодуша чертов. Так и подъест все наши припасы, будь он неладен. Принесла его нелегкая в наши края. Как только добрался по снегу? Лагеря-то поди в десятках километров отсюда. А он, окаянный, теперь и не стронется никуда до весны. Будет отсиживаться. Ни зимой, ни по весне никто его искать-то уже не будет. Подумают, что околел в лесу, а он — вона, у нас зазимовал».
Геннадий, будто уловив некоторые из ее мыслей, оторвался от стены, которую подпирал, прошелся по хлеву, выцепил из гнезда пестрое куриное яичко и, стукнув о доску, запрокинул себе в глотку. Золотистый желток канул в разинутый рот как в бездну. Гость жадно облизнул губы и, перехватив серьезный внимательный взгляд мальчика, подмигнул. Ваня смутился, отвел глаза и подвинулся ближе к бабушке.
«Бабушка, а долго у нас еще дядя Гена гостить будет?» — спросил как-то шепотом Ваня. К тому моменту минуло три недели, как пришлый жил у них в доме. Зима уже вступила в полную силу, намела сугробов, установила лед на реке, застудила, завьюжила. «Да кто ж его знает, — шепотом ответила баба Шура, лежа рядом с внуком на кровати возле теплой печи. — Куды ему по такому-то снегу? Вона сколько навалило! Теперь уж пока не начнет сходить…» Она украдкой вздохнула, не слишком веря собственным словам. Никуда этот человек не спешил, а скорее хоронился от лишних глаз, и лучшего места, чем эта деревенька среди глухого леса, было не найти.
«Господи, дай мне один день, — вела Сан Сановна привычную неслышную беседу с Богом, одеваясь в плотном предрассветном сумраке. — О многом не прошу, лишь о дне сегодняшнем…» Из кухни доносилось шумное дыхание и похрапывание лихого гостя, будило тревогу в душе женщины. Нет у них с Ванюшкой иной защиты, кроме Господа. Лишь бы самим не оплошать. Баба Шура запалила свечу, накрыла стеклянным колпаком, и пламя сразу осмелело, вытянулось вверх и перестало дрожать. В окошки еще заглядывала ночь: синяя, ясная, глазастая, вооруженная тонким серпом молодого месяца. Сан Сановна повернулась к ней спиной и вышла в кухню, унося с собой трепетный свет свечи под стеклянной колбой.
Геннадий спал, раскинувшись на тюфяке. Одеяло сползло с груди, обнажив лик Богородицы, синеватый, будто живой в трепетном свете свечи. Рядом раскинула крылья птица, парила в такт сонному дыханию. Сан Сановна отвернулась, в красном углу затеплила лампадку перед иконой, перекрестилась: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас, грешных!» Отошла к печи, склонилась, выгребая остывшую золу, складывая в жерло новые дрова. Когда осмелевший огонь поднялся, заплясал на поленьях, испуская первые струйки тепла, баба Шура закрыла заслонку и тихонько направилась в сенцы, где ее встретила прохлада и острый запах антоновских яблок.
Кто-то тронул ее за руку в полумраке, и Сан Сановна испуганно вздрогнула.
— Ба, я с тобой! — услышала она шепот.
Ванюшко проснулся и прибежал следом за ней. Неуютно ему наедине с гостем оставаться.
— Идем, идем, Ванюшко! Одевайся, милое мое.
Мягкая темнота сарая пахла сеном и кисловатым запахом куриного помета. Сан Сановна поставила свечу на полочку возле двери и поманила кур:
— Тип-тип-типоньки!
Склонилась к корыту, насыпая зерна. Куры зашевелились, спрыгивая с насеста, подскочили к кормушке, торопливо выхватывая оттуда пищу. Баба Шура выпрямилась, озадаченно хмурясь.
— Ба, а где остальные куры и петька? — озвучил ее мысли правнук.
Она не спешила с ответом. Обошла хлев, заглянула в загон к козам. Нашла лишь ворох перьев и больше ничего. Страх погладил душу ледяной лапой, заставил поежиться.
— Видать, лиса озоровала, — ответила баба Шура.
— Лиса, что, их съела? — переспросил Ванька, и его голосок тревожно зазвенел.
— Да, милое мое, съела, проказница. Надо бы по свету глянуть, где она лаз подрыла, как пробралась.