— А я и не думала с тобой шутки шутить. Враз на вилы-то посажу, только вот сунься. Тут места глухие — не хватятся. А хватятся — так не сыщут. Да и не надо тебе, чтоб хватились.
Геннадий уставился на нее пристальным колким взглядом, сокрушенно покачал головой:
— Зря ты так, мать. С вилами на меня. Разве ж я вас обидел бы? Зачем же ты меня обижаешь?
Он сделал еще один шаг вперед, но Сан Сановна сердито его осадила:
— Не подходи, зараза! Убирайся отсюда подобру-поздорову. Ищи себе другое логово.
Геннадий криво ухмыльнулся.
— Уйду, мать, коли просишь. Навязываться не стану. Только не по понятиям как-то получается: живого человека на мороз как собаку выгонять. Не по-людски как-то. Мне ж с пустым брюхом не выжить. Дай хоть козу заберу, надо ж чего-то жрать в дороге.
— Много просишь, гость любезный, — ответила Сан Сановна. — Котомку с едой я тебе соберу, конечно, как собаку со двора гнать не буду. Но что ты с собой возьмешь — не тебе решать. Поселок ближайший недалече будет. Километров десять отсюда напрямки. Лед на реке давно уже установился — переправишься и дойдешь к вечеру.
— Увязну в глубоком снегу.
— Лыжи возьмешь — не увязнешь.
— Лихо расписала, мать. — Геннадий переступил с ноги на ногу. — Неужели прямо так вот и выставишь из хаты? Нехорошо как-то. Пацану вон своему пример нехороший подаешь.
Он кивнул в сторону двери, ведущей в избу. Сан Сановна оглянулась. Успела увидеть прикрытую дверь хлева, разгадать нехитрую уловку, а в следующий момент гость оказался рядом с ней, выскочил, как черт из кадушки. Баба Шура охнула, почувствовала, как сильным рывком выскользнули вилы из руки. А мгновение спустя в живот впилось острое, обжигающее ослепительно-белой болью.
Взгляд он почувствовал затылком, когда осторожно, чтобы не пораниться, облизывал с острия вил теплую еще, солоноватую влагу. Тело, получив, наконец, желаемое лакомство, пело туго натянутой струной. И вдруг шею и затылок будто пощекотало невидимыми пальцами. Геннадий резко оглянулся. У двери, вцепившись рукой в косяк, замер пацан. Белый овал лица словно плыл в дрожащем сумраке, в огромных, как плошки, глазах мерцало пламя свечи. Он не мигая смотрел на распростертое на полу тело старухи, стыдливо укутанное саваном мрака. Геннадий облизал губы, стер остатки крови со щек рукавом и медленно привстал.
— Баба… — одними губами прошептал малец и попятился.
— Тише, пацан, ты куда? — вкрадчиво произнес мужчина, протягивая к нему окровавленную ладонь. — Стой, мелкий!
Ванька замотал головой, шапка сползла набок и шлепнулась на пол. Мальчик дернулся и кинулся прочь в избу, в сенцы. Геннадий чертыхнулся сквозь зубы:
— Ч-черт! Куда ты собрался, мелкий? Все равно тебе бежать некуда.
Грохоча сапогами, вломился в избу, повернул голову к распахнутой из сенцов на улицу двери. Вышел на крыльцо и слегка зажмурился, глядя на тусклый свет занимавшегося утра. Мальчишка бежал прочь от избы, то и дело увязая в глубоком снегу, всхлипывал и взмахивал руками для равновесия. Как раненая пичуга, спасающаяся от старого кота. Геннадий криво усмехнулся, следя за его потугами к бегству. Он не спешил. Вернулся в кухню, пошарил возле печи в поисках топора. Не нашел. Повернулся к столу и вытащил из выдвижного скрипучего ящика нож, самый большой, какой был у бабки в доме. Попробовал подушечкой пальца остроту и коротко удовлетворенно кивнул. Лишь после этого сдернул с гвоздя свой тулуп, накинул и вышел из дома.
Погоня по глубокому снегу забавляла его. Он видел далеко впереди маячившую фигурку мальчика, неуклюже увязавшего в сугробах. Тот не бежал даже, а скорее плыл, оставляя в снегу неровную борозду. Геннадию было интересно, что же мальчишка задумал, как будет выкручиваться. Детская неловкая фигурка добежала-таки до соседней избы, обогнула ее и скрылась за поворотом.
— Давай, пацан! Поднажми! — хмыкнул мужчина, шагая по его следам.
Мысль о том, что сосунок придумал подстеречь его за углом избы, пришла в голову и тут же исчезла, когда он увидел, что борозда в снегу шла за угол вдоль стены и вдруг обрывалась, точно пацан взлетел. Однако разгадка обнаружилась сразу, как только он дошел до конца борозды и заметил лестницу, утонувшую в снежном покрове. Щенок влез на чердак по приставной лестнице, а потом оттолкнул ее в снег. Только вот чем ему помогут эти уловки?
— Раз-два-три-четыре-пять, я иду тебя искать! — громко хохотнул мужчина.
Лестницу он поднимать не стал, решил найти свой способ попасть в избу и тем самым удивить беглеца.
На чердаке пахло мышами и чем-то еще неприятным, что Ванька поначалу не смог определить, пока не понял, в чьем доме спрятался. А вспомнив, похолодел от нового страха. Вдруг баба Шура не ошиблась, думая, что непохороненный старик Бабурин станет упырем. Вдруг он и вправду стал? Вот учует живого человека в доме и полезет за ним на чердак. Как быть? Наружу нельзя и в доме оставаться страшно.