Алиса и пара бандитов вскрикнули, выронив заискрившие телефоны, мигнули лампочки на потолке, а воздух, и без того несвежий, стал как-то по-особенному спертым.
И Иван понял, кто пришел по их души, еще не увидев его.
Ангар заполнило шипение, сердце дало перебой.
А потом из-за возвышавшихся чуть в стороне стеллажей медленно вышел василиск: сплошные когти, зубы и мышцы.
Первой заорала Алиса. Она метнулась к выходу, но змеиный хвост, ставший длинным и толстым, как анаконда, хлестнул по стеллажам, и те повалились, перекрыв выход.
Взвизгнув, Алиса метнулась обратно, но не успела: скорпионье жало ударило ей в бедро, раскроив плоть до кости, когтистая лапа врезалась сбоку, притянула к себе, и клюв, опустившись с высоты, разбил ее голову, как тухлое яйцо. Брызги мозгов еще не долетели до стен, когда бандиты, придя в себя, открыли огонь.
Твердая шкура отразила все пули. Василиск прыгнул, вытягивая мощные лапы, и с лету раскроил ближайшего бандита от горла до пупка. Ангар заполнили вопли и запах скотобойни; Иван полз к дочке, а василиск все не применял и не применял свой взгляд.
«Он хочет, чтобы они побегали. Чтобы понадеялись на спасение. Но им не будет никакой пощады», – понял Иван.
Четверо оставшихся в живых опрокинули стол и стулья, но василиск с легкостью смел жалкие баррикады. Где-то в углу плакала, глядя на него, Васька, и ее глаза сияли любовью и золотом.
– Я сейчас… потерпи немножко… – прохрипел Иван.
Мимо него пробегали уже не люди – трупы. В какой-то момент жало просвистело над головой, и путы, стянувшие руки и ноги, спали. Полуживой Иван поднялся на корточки, встал, побрел…
Багровая жижа на полу, обрывки конечностей и людской требухи. Вопли и перестрелка справа.
«Вася. Васенька…»
Иван почти добрался до нее, когда на пути возник обезумевший главарь, преследуемый василиском.
– С дороги!.. – провизжал он.
И спустил курок.
В боку взорвалась граната. Иван пошатнулся и упал. В голове зазвенело, ангар стал расплываться.
Иван не увидел, как василиск, издав яростный клич, догнал последнего врага и прыгнул на него, ломая хребет. Как, распоров спину главаря шпорами, вырвал этот хребет из тела и растерзал людскую погань в клочья.
Теплая лапка Васьки и слезы, катившиеся из ее новых, уже почти сплошь золотых глаз, – вот что на время вернуло Ивана к жизни.
– Папа… Папочка!
– Васятка… – прошептал Иван.
В рыданиях дочери слышалось шипение.
«Она все-таки его, – подумал Иван, когда вернулся василиск. – Нет… Не его. Наша».
Пахнущий кровью василиск подпер хозяина и помог ему добраться до выхода. Иван уже не обращал внимания на трупы. Тело обмякало все сильней, мир гас, и лишь ручонка Васьки с тремя оставшимися пальцами как-то удерживала его в сознании.
Василиск разметал завалы на пути, и они втроем вывалились на заросшую травой дорогу.
Иван понимал, что ни в какую больницу он не успеет. Поздно. Значит, осталось…
– Береги ее, – прошептал он василиску – и услышал близкие сирены.
– Пап… – вцепилась в него рыдающая Васька.
– Все будет хорошо, – пообещал он, целуя ее пальцы с птичьими коготками. – Еще увидимся… А теперь улетай.
Василиск посмотрел ему в глаза. Потом лизнул хозяйскую руку и подставил Ваське спину.
Лежа на траве, Иван смотрел, как они уносятся в вечернее небо. Петька да Васька. Умная, счастливая, здоровая и живая Васька, пускай и с золотыми глазами. Пускай она скоро станет совсем другой, но главное ведь, что живая?
«Да. Главное – живая», – губы Ивана тронула улыбка.
Они выкарабкаются. Придумают, как выжить.
Они не одни. Они вместе.
И все обязательно будет хо-ро-шо…
Елена Арифуллина. Джулька
Живуча она была как кошка.
Впервые я увидел ее в приемном покое – на каталке, под капельницей. И был уверен, что на этой же каталке она поедет в морг. Пульс едва ощущался на сонной артерии, под татуировкой скорпиона с грозно занесенным жалом. Бледная кожа, стремительно сереющий носогубный треугольник, струйка крови изо рта… Внутреннее кровотечение? Наверняка.
Маршрутка врезалась в груженую фуру. Водитель и трое пассажиров погибли на месте, остальных скорая успела довезти: под сиреной, по встречке, прорываясь на красный свет. «Смерти в машине» не случилось, а вот дальше будет сложнее.
И угораздило же меня поменяться дежурствами с Кириллом! Будто я не знаю, чем это грозит!
Дальше я работал на автомате. После пятнадцати лет в травме это включается само.
Когда ее подняли в операционную, я не сомневался, что это будет смерть на столе. Хрупкая девчонка, в чем душа держится. Огромная кровопотеря. Да, мы влили ей всего по максимуму. Сделали все, что смогли. Теперь дело за бригадой, а к нам уже вкатили следующего. Продержаться до утра, до пересмены…
Девчонка выжила. Через неделю ее перевели из реанимации к нам. Вскоре она уже плелась по коридору на балкон, курить. По стеночке, присаживаясь отдохнуть на кушетки – но сама, даже без ходунков.
Ее никто не навещал. В отделении ее откровенно жалели. Соседки по палате делились передачами, в столовой подсовывали лучшие куски, давали добавку.