Самая страшная книга 2024

– Как что делать? Радоваться! Это ж круто, Надюха! Это ж… наш будет! Надюха, мы же… Слышь, Валерка, у тебя брат будет! Или сестра! – Мальчик без энтузиазма повернул шишковатую голову к кухне. – Блин, Надюха, дай я тебя обниму!

Он так и остался стоять, растопырив руки, – Надька, похоже, новости не обрадовалась. Искусанные губы дрожали, глаза были на мокром месте.

– Эй, ты чего? Что с тобой?

Стоило ее обнять, как рыдания мощным потоком хлынули прямо в Гендосову футболку:

– Генчик… Нам же… Как мы будем? Как мы…

– Ну, тише, ты чего? Валерку напугаешь, – неловко гладил он ее по волосам. – Не реви, слышишь? Завтра пойду к Зауру, устроюсь в Ростов на рынок. Да, ездить далековато, зато башляют нормально. Прокормим. И Валерку, и… Пацан будет – Вовкой назовем, в честь батьки моего, а? Заработаем, не ссы!

Надька вдруг подняла глаза – мокрые, красные, вцепилась в рукав.

– Надо от него избавиться. Да, избавиться. Я завтра в клинику пойду…

– Дура, что ли?! – взревел Гендос, встряхнул Надьку. – Охренела? Я тебе дам «избавиться»! Не вздумай, слышь? Думать не смей! Со всем справимся, поняла? Мужик я или кто? Слышать больше не хочу! Поняла меня? Поняла?!

– Ты обижаешь маму? – раздалось из-за спины. На пороге кухни стоял Валерка и пристально наблюдал за взрослыми. Только сейчас Гендос осознал, что уже совсем не с нежностью сжимает Надькины запястья. Выдохнул, отпустил.

– Все. Закрыта тема. Дурь эту из головы выкинь, поняла? Курить бросаю. С сегодняшнего дня – вся копеечка в бюджет. – Повернулся к Валерке: – Не ссы, шкет, никого не обижаю. Так, о делах перетерли. Беги – там «Спокойной ночи, малыши!» начались.

Валерка недолго постоял в проходе, сверля Гендоса таким взглядом, что ему аж не по себе сделалось – казалось, мелкий готов прямо сейчас всадить ему перо под бок, только отвернись. Гендос сперва хотел ему отвесить подзатыльник, но сдержался – не при Надьке же.

Перед тем как лечь, Гендос сгрыз несколько таблеток «Афобазола» из аптечки – нужно было выспаться перед долгим днем. В сон он провалился тягостный и мерзкий – будто тот самый Слендермен залез к ним в постель и запустил свои длинные пальцы под одеяло, к Надьке. Но самое гадкое – той, кажется, нравилось. Холодная плоть бесцеремонно тыкалась Гендосу в бок, точно он тут так, для мебели; безликая морда похотливо – насколько это возможно без лица – опускалась меж Надькиных бедер. Гендос хотел было возмутиться, но белесая ладонь накрыла ему лицо.

Он проснулся и едва не заорал – ладонь была реальна. Хуже того – реальна была и ледяная плоть под одеялом. Вдруг на живот ему приземлилось чье-то колено. Гендос аж охнул. Глаза попривыкли к темноте, и в тощей фигурке он распознал Валерку.

– Шкет, ты чего?

– Я к маме, мне не спится, – сонно ответил тот, бесцеремонно перелезая через Гендоса. Нырнул под одеяло.

– Иди сюда… Ой, холодный, как лягушонок! – прошептала Надька, прижимая к себе сына.

Наконец все затихло, но уснуть Гендос так и не смог. Остаток ночи провел на кухне, докуривая пачку.

* * *

До Заура добирался на двух автобусах – сначала с шахтерами до комбината, потом оттуда до Ростова. Заур оказался нормальным, деловым мужиком; не стал мучить вола – сразу определил Гендоса разгружать фуры; на перерыве угостил шаурмой за свой счет, в конце дня рассчитал без обмана.

Воодушевленный, под вечер Гендос сел на обратный автобус, поглаживая тоненькую стопку первых своих честно заработанных денег. Записи в трудовой книжке у Заура, конечно, не получишь, да и ездить далековато, зато платят нормально, а с учетом новых обстоятельств это сейчас самое главное.

Надька, правда, новостям о работе не обрадовалась – грузилась своими вопросами. За ужином снова робко подняла тему клиники, но Гендос так грохнул кулаком по столу, что разговор заглох, не начавшись. Валерка Гендоса тоже будто дичился, отвечал неохотно и невпопад. Так прошел день, второй, третий. Через неделю Заур безапелляционно заявил:

– Заутра не приэзжай. Уыхадной у тэбя.

На втором обратном автобусе Гендос опять ехал с шахтерами – возвращались из забоя. Все как один – черные, с потухшими глазами в пол. В целом видок у них был какой-то «обсосный». Ехали молча, не переговаривались, даже пиво не пили. Гендос, сам с рабочего района, не раз видел такие рейсы у себя в Волжском, но там оно было как-то… поживее, что ли? А здесь создавалось ощущение, что на поминки едут, разве что покойника не хватало – на месте гроба, в самом центре, ехал Гендос.

«Мож, производство у них там вредное, вот они и такие опущенные… Свинец же вроде ядовитый. То-то и молодняк такой болезный. А Валерка, поди, того же роду-племени. Значит, батя – местный. Кто-то из этих?»

От безделья Гендос принялся всматриваться в лица шахтеров, пытаясь углядеть Валеркины черты, но никого похожего не приметил.

«Валить надо, к Ростову поближе. Пока сам такой же не сделался…» – подумал он.

* * *

Утром Гендос проснулся в отличном настроении. Алла Константиновна не доставала звонками, Валерка был в садике, Надька – на работе. До вечера он был предоставлен самому себе. Не спеша встал, покурил в форточку.