Самая страшная книга 2025

Они пошли по пустырю вдоль вереницы облезлых гаражей, щурясь от бьющего в глаза солнца, и Шурка после некоторого молчания похвастал:

– А у меня теперь тоже интернет. Только карточки быстро кончаются.

– Карточки – уже прошлый век! – авторитетно заявил Андрей. – У меня теперь модем адээсэл. Подключается в пять сек, и сидеть можно, скока хочешь. Помесячная оплата.

Он остановился возле одного из гаражей, что выделялся из череды своих невзрачных собратьев белой вороной. Точнее, оранжевой вороной. Старательно выкрашенный в ярко-оранжевый цвет, гараж этот прямо-таки лучился оптимизмом. Словно сбросил по весне хмурую зимнюю шкуру и сменил ее на новую – летнюю, нарядную, поблескивающую толстым слоем свежей краски.

– Не твой? – Андрей указал на гараж.

– Да не. С чего вдруг?

– Ну просто, под цвет подходит. – Он кивнул на Шуркину куртку и неожиданно затянул: – О-оранжевое не-ебо, оранжевое мо-оре, оранжевая ку-уртка, оранжевый гараж! О-оранжевое небо…

Андрей затянул припев по второму кругу, и Шурка, не удержавшись, подхватил:

– Оранжевое мо-оре…

– Оранжевая ку-уртка…

– Оранжевый гараж!

Последние два слова они проорали хором настолько громко, что, кажется, даже гараж одобрительно загудел.

– Эй, додики! Вы чё тут третесь?

Держа руки в карманах, вразвалочку подходил Бабкин. На лице у него играла мерзкая ухмылка, изо рта торчал чупа-чупс, за спиной, как шкаф, маячил Дорошенко.

– Сам ты… – начал было Андрей и в ту же секунду оказался прижат спиной к гаражу.

– Ты чё?! – Бабкин, давя предплечьем Андрею на горло, набычился. – В себя поверил, дырка на воротах?!

– Отстань от него!

Шурка ринулся на защиту, но получил мощный толчок в спину. Потерял равновесие, выставил в последний момент ладони, но все равно крепко впечатался в гараж лбом и, услышав глухой удар собственной головы о металл, упал на землю.

– Катись, апельсин, – донесся голос Дорошенко. – Или добавить?

– Отстаньте от нас… – еле слышно просипел Андрей.

Бабкин сильнее надавил ему на горло и усмехнулся. Свободной левой рукой вытащил изо рта чупа-чупс и помахал им перед лицом Андрея:

– Лизнешь мой леденец – отстанем. Лады?

Тот молчал, и Бабкин, не дождавшись ответа, врезал Андрею под дых.

– Лады?

Снова молчание, и еще один удар.

– Лады, хрюшка?

Шурка, перемазанный краской, медленно поднимался. Все происходящее он сейчас видел странно, размыто, сквозь пелену тумана. Оранжевого тумана. Причем туман этот, беспрерывно сгущаясь и рассеиваясь то тут, то там, совершенно невообразимым образом копировал все происходящее. Точнее говоря, даже не копировал, а наоборот, на несколько секунд… опережал. Оранжевый мир перемешался с нашим, привычным, и теперь подсказывал, что делать.

Например, туманный Дорошенко бросился на туманного Шурку и попытался ударить ногой, но тот ловко ушел в сторону, вцепился в ногу и дернул на себя, завалив верзилу наземь. Настоящему Шурке оставалось лишь повторить увиденное.

Поверженного противника оранжевый Шурка принялся бить кулаком в лицо. Один, два, три, четыре, пять. Хватило бы, наверное, и пары ударов, но двойник ударил пять раз, и Шурка ударил столько же. А пока бил, окончательно сжился, сроднился с туманом, стал его логическим продолжением и дальше почти не задумывался, что делает.

Дорошенко валялся в нокауте, Андрей отполз куда-то в сторону, чуть живой от страха, а Шурка самозабвенно колотил Бабкина. Под дых, по зубам, в нос, руками, ногами. Тот уже едва дышал, закрываться от ударов даже не пытался, но и сознания не терял. Моргал часто-часто и что-то мямлил окровавленным ртом. И тогда оранжевый Шурка подобрал с земли чупа-чупс. Зажал липкую карамельку в кулаке так, чтобы палочка торчала на манер лезвия ножа. Или спицы. Или штопора. В общем, чего-то острого. Чего-то такого, чем можно выколоть глаз.

После первого же удара Бабкин тоненько взвыл, закричал, заплакал, а туманный двойник ударил снова. И еще раз. И еще. И еще. Палочка, явно не рассчитанная на подобное применение, сопротивлялась, уклонялась, гнулась и плющилась, а двойник настырно бил и бил в одну точку.

Из глаза текло нечто то ли оранжевое, то ли красное, то ли белое, то ли черное, то ли все сразу. Шурка, совершенно потерявшись во времени и пространстве между двумя мирами, отстраненно подумал, что ударов наверняка будет сорок два. А в ушах у него советская девочка радостно пела «Оранжевую песенку», раз за разом затягивая припев:

«О-оранжевое не-ебо, оранжевое мо-оре…»

– Оранжевы… ма-амы… ранжевым… бя-ятам…

– Он, значит, еще и поет у вас?

– Как видите. Иногда напевает эту песенку.

– А что за слова такие странные? Оранжевая куртка? Оранжевый гараж?

– Наверное, что-то из прошлого. Или же просто что в голову приходит.

– Да уж, хотел бы я знать, что ему в голову приходит.

– Вы что, всерьез его подозреваете?

– Ну а вы как думаете? Знаете, вот в средние века, к примеру, если двадцать человек вдруг умирали за обедом от отравления, а двадцать первый оказывался в тяжелом состоянии, но тем не менее выживал, то зачастую он и был отравителем. Ну, то есть принял яд со всеми, чтобы отвести подозрения, но еще и противоядие принял.