Подсвечивая перед собой фонариком, Пашка побрел к проходу. Путь резко поворачивал через пару метров, превращаясь в длинный ровный коридор. Все тело болело, на правую ногу было не наступить, но Пашка, сцепив зубы, тащился дальше. Порой попадались развилки – одинаковые тоннели уходили в разные стороны, ветвились, но Паша упрямо пер вперед, не поворачивая. Так, думал он, хотя бы не заблудишься – всегда можно вернуться. Но где Эдик? Где хоть кто-то?!
Тоннели окончательно превратились в лабиринт. Кое-где Паша разбирал письмена и рисунки на стенах, иной раз – крупные знаки, похожие на стрелки.
Дышалось плохо: бронхи саднили, и хотелось раскашляться.
Пашку мутило, он дважды падал, и каждый раз все труднее было подниматься.
На очередной развилке он остановился – из тоннеля справа послышался тихий стон. Идти туда было страшно до жути, но оставаться одному в этом месте… Невыносимо.
Осторожно ступая, Паша повернул – телефон дрожал в руке, ладонь вспотела. С каждым шагом стоны и всхлипы становились громче, неумолимо приближаясь. По полу тянулся длинный бордовый след, но Пашка старался на него не смотреть.
Коридорчик вильнул еще раз и уперся в мелкую комнату.
«Эдик, только бы это был ты!»
Карартынян и правда нашелся в комнатке – он скорчился калачиком у стенки, закрыл лицо ладонями и рыдал. Но на него Пашка не смотрел, не в силах оторвать взгляд от того, что маячило на середине тупика. Того, в чем он не сразу узнал охранника стройки.
Потому что Серега больше походил на кашу из костей и мяса, чем на человека. Голова свернута набок, кости переломаны, словно хрупкие тонкие веточки.
Грудь охранника напоминала расцветший бутон – вырванные ребра торчали ломаным веером, обнажая склизкие органы.
Кровь уже засохла рваным бурым пятном, в шаге от трупа валялись клочки одежды и разбитая рация.
Пашка сполз на пол, его тут же вывернуло, желчь обожгла пищевод и гортань. Всхлипы у стены затихли, и ускользающим кусочком сознания он услышал:
– Паш… Это ты?
Карартынян подхватил его под руки, вытянул в коридор – откуда только силы взялись. Пашка ничего не соображал, а Эдик шептал ему в ухо:
– Паша, прости меня, я не хотел, Паша, я… Это они все, эти твари, они в меня кого-то впихнули, слышишь, я не хотел! – Слезы ручьем лились у него по лицу, он тряс Пашку за плечи, хлопал по щекам. – Паш, не проваливайся, слышишь, я один тут не смогу! Давай, надо вставать, надо!
– Зачем ты все это… – Голос хрипел, Пашка отплевывался на каждом слове. – Зачем? Мы же…
– Это не я! Пойми ты! Они меня выбрали, я думаю, наверное, потому что я их язык понимаю. Тот урод у въезда… Шаман, я не знаю… Он что-то со мной сделал тогда, я как будто заснул.
Карартынян с трудом поставил Пашу на ноги, повел его обратно в длинный тоннель. Через несколько шагов они завалились на пол, но Эдик опять потянул Пашку вверх.
– Вставай, мать твою! Пошли, ну, ну!
Паша шел, но не понимал: зачем и куда? В чем смысл?
– Они хотели его вернуть, давно хотели, но не знали, где вход, – лепетал Карик. Одной рукой он поддерживал Пашку, а в другой держал телефон с фонариком. – Эти твари служили не тем богам, понимаешь? Фадеев, дебил, это он виноват! Он все раскопал! С-сука… Это хренова печать! А я ее прочитал, как сраный Хедау, и там…
– Кого? Кого вернуть?
Карартынян прошептал ответ так тихо, что Паша еле расслышал:
– Харги.
Впереди показался проход в тоннель. Эдик поторапливал, но вдруг встал, судорожно выключая телефон. Не сразу попал по кнопке. Свет померк, темнота навалилась со всех сторон. Потная ладонь зажала Пашке рот.
– Тише… – еле слышно простонал Эдик. – Оно там.
По тоннелю что-то с шумом двигалось, иногда со скрежетом задевая стены. Тяжелое дыхание и мерзкий клекот нарастали, булькали все ближе. Карартыняна трясло. Пашка замер, ногти впились в ладонь до крови.
Массивное тело волоклось по туннелю, медленно, ритмично. Тухлый смрад заползал в ноздри, желудок у Пашки дергался в мучительных спазмах.
Ему показалось, что прошла вечность, пока кошмарные звуки не пропали полностью в глубине коридоров. Тогда Карартынян потянул его снова. Ватные ноги еле передвигались, но Пашка шел.
– Что это было?
– Да бес его знает, Паш, я… Я видел эту хрень, у нее башки нет! А потом Серегу нашел и…
– Ку… Куда нам теперь?
– В колодец. Это переход, понимаешь? Дальше только Нижний мир.
Паша не понимал. Но у него не оставалось ни воли, ни желания, чтобы сопротивляться. Чудом Карик дотащил его до той же комнаты с колодцем, в которой Пашка очнулся, и сунул телефон ему в карман.
– Я не знаю, что там… будет, – сказал он, стоя у края провала. – Но другой дороги нет. Прости, Паш. Прости, если сможешь. И жди меня там.
Пашка подумал, что Карартынян прыгнет в колодец, но тот вцепился ему в руку и толкнул вперед. Паша не успел даже крикнуть, как опять полетел в темноту.
Его вертело и крутило, ветер свистел вокруг, бил то в лицо, то в спину.
Бок больно впечатался в землю, перед глазами все перевернулось с ног на голову. Пашка снова валялся у колодца, а неподалеку виднелась каменная плита, расколотая на несколько частей.