Самая страшная книга. Лучшее

Андрейка испуганно попятился. Он смотрел в лица стариков и не узнавал их. Черные зрачки не мигали, глядели так, словно были остриями ножей, и им хотелось что-то от него отрезать. Скрученные пальцы казались узловатыми веревками. Черные волосы стекали на плечи смоляным варом, будто медвежий череп рядом с пещерой был облит как раз этими волосами, растопленными в охотничьих котлах.

Дед Гриша схватил его за плечо и повалил на пол, придавил тяжелым плоским коленом. Вытянул на бок правую руку. Оттопырил в сторону мизинец. Приставил к косточке лезвие ножа.

И надавил.

* * *

Рану под повязкой нестерпимо жгло, но эта боль не шла ни в какое сравнение с тем, что крутилось у Андрейки внутри. Он видел рядом с собой всех людей, живших в деревне. Они сжимали губы, держали в руках камни, а перед ними стоял дед Гриша, уперев дугу старинного лука в корку растаявшего сугроба.

Под ногами валялись лопаты с налипшими комьями свежей земли.

Никто из деревенских не переговаривался друг с другом и ни о чем не спрашивал, потому что впервые за многие сотни лет снег перестал падать вниз.

Пушинки отрывались от веток, от высушенных травяных стеблей и крыш и взлетали вверх, пьяно раскачиваясь из стороны в сторону. Тяжелые хлопья ползли по одежде, чтобы оторваться и исчезнуть в облаках.

– Зовите Волоса, – сказал дед Гриша.

– Настоящим именем? – спросил кто-то.

– Да. На медведя он не откликнется.

«Бер!»

«Бе-е-ер!»

Крики летели над деревенской окраиной и растворялись среди деревьев. Казалось, древнее имя разлеталось вместе с ветром далеко-далеко, так, что и не увидят человеческие глаза. И слышали это имя все те, кого боялся Андрейка. Хозяин воды поднимался из-под земли. Человечек с палочкой прекращал стучать по деревьям.

Глаза Скотьего бога смотрели на него из каждого волоска шерсти.

Уже тогда, когда он с папой шел через леса.

Инао шептало слова позабытых песен, но он не мог их разобрать.

Теперь Андрейка понимал, что эти существа на самом деле были одним и тем же лесным царем, живущим в звериной шкуре, которую охотники называли длакой.

И он откликнулся.

Скотий бог шел по воздуху, грузно переваливаясь с лапы на лапу, и с его окровавленных клыков капала слюна. В тех местах, где она падала на землю, прорастала трава и тут же желтела, иссушаясь в агонии.

Но самое страшное творилось вокруг.

Вместе со снежинками в воздухе летали оторванные руки, ноги, внутренности и клочки одежды.

«Андрюш, сюда едут очень плохие люди, и я должен их напугать. Очень сильно напугать. Так, чтобы они больше никогда не приехали ни к тебе, ни к маме».

– Подь сюды, отец! – прокричал дед Гриша Скотьему богу. – Вылезай ужо помаленьку в гости, чай дома у себя! А и мы с гостинцами стоим здесь.

Волос повел мордой в сторону и зашагал на призыв. Из летающих конечностей вытекала кровь, расплываясь каплями и оседая на его черную шкуру. Внезапно воздух под ним будто подломился, и существо полетело вниз, в выкопанную яму, увлекая за собой снег и куски тел. Раздался оглушительный рев, уходящий прямо в небо, словно соединенное вместе с ловушкой невидимой осадочной трубой.

Деревенские стали кидать в яму камни.

Скотий бог кричал от боли, но не умирал.

И тогда дед Гриша достал из колчана стрелу, к которой был привязан отрезанный Андрейкин мизинец.

Мальчик закрыл глаза, понимая, что больше никогда не увидит папу. Инао нашептывала, что стрела убьет существо. Все это уже происходило много раз, просто ему не рассказывали, да и папа этого тоже не знал. С мертвого Скотьего бога снимут шкуру и унесут в земляную пещеру. Отрезанную голову выварят, обольют смолой и поставят на пень, прилепив сверху стружку. Солнце все также будет вставать по утрам, а вечером – укатываться за горизонт, будто бы и не было никогда папы. А самого Андрейку посадят на вечернюю электричку. Таким он и приедет в город, – лепечущим страшные истории, в которые никто не поверит.

Если только… если только…

Андрейка продолжал слушать. Старинные слова складывались между собой, вычерчивая то, как надо поступить. Он приедет в город, украдет из маминого кошелька деньги, купит себе теплую одежду и нож, а остальное отдаст любому человеку, который согласится увезти его в лес. Там нечего бояться, потому что его будет ждать отец.

Если правильно загадать желание – оно обязательно исполнится. Не сегодня, так завтра. Лишь бы услышали деревья.

Лишь бы услышала длака.

Пальцы деда Гриши отпустили тетиву.

* * *

Кровь смешивалась с водой, текла в раковину и исчезала в эмалированном ведре под умывальником. Стучащие в зале ходики показывали двенадцать ночи. Пару часов назад наконец-то перестал падать снег, и дед Гриша оставил перед медвежьей пещерой голову своего сына.

– Едва управились, – устало выдохнул он, повернувшись к бабе Гале. Та молча сидела на стуле и смотрела в пол. Ее глаза все еще не были готовы простить ему Андрейкин мизинец.

Подзор с лосиными рогами лежал там же, где и был оставлен.